Меррик

Мэри встала по левую руку от Меррик и принялась сверлить меня сердитым взглядом. Но я упорно смотрел только на дрожавшую девочку и тихо, но твердо спросил:

– Это ты попросила ее прийти?

– Нет, мистер Тальбот, – едва слышно ответила она усталым голосом. – Я обращалась к Большой Нанэнн. Взывала к ее духу, пока он еще достаточно близко от земли, чтобы меня услышать. И Большая Нанэнн прислала ее, чтобы она мне все рассказала. Теперь Большая Нанэнн позаботится о них обеих.

– Понятно.

– Вы знаете, что я сделала, – продолжала девочка. – Я обратилась к духу той, что недавно умерла. Я позвала душу, не успевшую пока отдалиться, и попросила ее о помощи, а получила Медовую Каплю – гораздо больше того, о чем просила. Так иногда случается, мистер Тальбот. Когда обращаешься к les mystиres, не всегда знаешь, каков будет ответ.

– Понимаю, – отозвался я. – Ты помнишь все, что случилось?

– Да, – ответила она. – И нет. Я помню, но далеко не все, что происходило, пока она была во мне, – так, какие-то отрывки. Помню, как вы меня трясли, помню, что все осознавала...

– А что ты чувствуешь теперь, Меррик?

– Мне немного страшно, – ответила она. – Очень жаль, что она вас поранила.

– Дорогая, ради всего святого, не думай обо мне, – ответил я. – Меня волнует только твое благополучие.

– Я знаю, мистер Тальбот, и если это вас хоть немного утешит, то верьте, что Джошуа после смерти ушел к Свету. Он не испытывал к вам ненависти, когда падал с горы. Медовая Капля все придумала.

Меня как громом поразило. Я почувствовал внезапное смущение Мэри, увидел, что Эрон тоже удивлен.

– Я уверена в этом, – продолжала Меррик. – Джошуа сейчас на Небесах. Медовая Капля просто прочитала ваши мысли.

Я не нашелся что ответить. Рискуя навлечь на себя еще больше подозрений со стороны бдительной Мэри, я наклонился и поцеловал Меррик в щеку.

– Дурной сон закончился, – сказала девочка. – Я освободилась от всех кошмаров. Теперь я свободна и могу начать с начала.

Так начался наш долгий путь с Меррик.

10

Нелегко мне далась эта история, которую я поведал Луи, к тому же она не была закончена. Мне предстояло рассказать еще о многом.

Но я замолк, словно очнувшись и впервые осознав, что сижу в гостиной напротив Луи, внимательно ловящего каждое мое слово. Меня охватил покой и в то же время чувство тяжкой вины. Я потянулся и почувствовал, как по телу разливается вампирская сила.

Мы сидели и смотрели друг на друга – два крепких здравомыслящих существа, удобно устроившиеся в уютной гостиной, мягко освещенной лампами под стеклянными абажурами.

Впервые с момента начала рассказа я обратил внимание на висевшие на стенах комнаты картины. Это были сплошь шедевры импрессионизма чудесной колористики, давным-давно собранные Луи. Когда-то картины украшали небольшой дом в престижной части города, где Луи жил до пожара, устроенного Лестатом После примирения Лестат уговорил Луи переехать сюда, к нему.

Я взглянул на картину кисти Моне, к которой давно успел приглядеться и потому в последнее время практически ее не замечал. На полотне, наполненном солнечным светом и зеленью, была изображена женщина за рукоделием, сидящая у окна, под сенью комнатных растений. Написанная выпуклыми мазками картина, как и большинство работ импрессионистов, отличалась глубиной мысли, рациональностью и в то же время была удивительно домашней. Ее, если так можно выразиться, здоровая обыденность успокоила мое страдающее сердце.

Здесь, на Рю-Рояль, я хотел ощущать именно обыденность нашей жизни, мечтал обрести душевный покой, хотя, конечно, понимал, что это недостижимо.

Моя душа была истерзана оттого, что пришлось возвратиться в те времена, когда я был обыкновенным живым смертным и воспринимал влажные жаркие дни Нового Орлеана как само собой разумеющееся, когда я считался, и по праву, надежным, верным другом Меррик – хотя Медовая Капля на Солнце была другого мнения, – когда рядом был мальчик по имени Джошуа, живший много-много лет тому назад.

Что касается Джошуа, ни Эрон, ни Мэри не обмолвились о нем ни словом. Но я понимал, что отныне их отношение ко мне уже не будет прежним. Ведь Джошуа был слишком юн, а я слишком стар для каких-либо отношений. Уже после смерти Джошуа я признался старшинам в своем грехе, откровенно поведав о нескольких ночах любви, проведенных рядом с этим мальчиком. Старшины осудили меня и велели впредь не позволять себе подобного.