Поющие в терновнике

— Ну, а ты кто такая? — спросил он с улыбкой.

— Мэгги, — ответила она.

— Ее зовут Мэгенн, — сердито буркнул Фрэнк, он сразу возненавидел этого на удивление рослого статного красавца.

— Мэгенн — мое любимое имя. — Отец де Брикассар выпрямился, но руку Мэгги не выпустил. — Вам лучше сегодня переночевать у меня, — сказал он, ведя Мэгги к машине. — Завтра утром я отвезу вас в Дрохеду; это слишком далеко, а вы только-только с поезда.

Помимо гостиницы «Империал» в Джиленбоуне из кирпича построены были католическая церковь и при ней школа, монастырь и дом священника; даже большая городская школа скромно размещалась в дощатых стенах. С наступлением сумерек вдруг резко похолодало; но тут, в гостиной, жарко пылали в огромном камине поленья и откуда-то из глубины дома тянуло вкуснейшими запахами. Экономка, сморщенная, сухонькая, на диво живая и проворная шотландка, развела всех по комнатам, ни на минуту при этом не умолкая.

Семейство Клири, привыкшее к холодной неприступности уэхайнских пастырей, никак не могло освоиться с веселым, непринужденным добродушием отца Ральфа. Один Пэдди сразу оттаял, он еще не забыл дружелюбных священнослужителей родного Голуэя, которые не чуждались своей паствы. Остальные за едой осторожно помалкивали и после ужина поспешили улизнуть наверх. Пэдди нехотя последовал за ними. Он-то в своей католической вере обретал тепло и утешение; но остальных членов семьи она только держала в страхе и покорности: поступай, как велено, не то будешь проклят вовеки.

Когда они ушли, отец Ральф откинулся в своем излюбленном кресле; он покуривал, смотрел в огонь и улыбался. Перед его мысленным взором снова проходили один за другим все Клири, какими он увидел их в первые минуты на станции. Глава семьи, удивительно похожий на Мэри, но согнутый тяжелым трудом и, в отличие от сестры, по природе явно не злой; его красивая измученная жена, — ей впору бы выйти из элегантной коляски, которую примчала пара белых лошадей; хмурый Фрэнк, у него черные волосы и глаза черные… глаза — черные! Другие сыновья все в отца, только младший, Стюарт, очень похож на мать, вот кто будет красив, когда вырастет; что получится из младенца, пока неизвестно; и, наконец, Мэгти. Премилая, очаровательная девчурка; волосы такого цвета, что не передать словами — не медно-рыжие и не золотые, какой-то редкостный сплав того и другого. И как она подняла на него серебристо-серые глаза, изумительно чистые, сияющие, точно растаявшие жемчужины. Отец Ральф пожал плечами, бросил окурок в камин и поднялся. Видно, он стареет, вот и разыгрывается воображение; растаявшие жемчужины, не угодно ли! Вот у него, наверно, глаза сдают от вечной пыли и песка.

Наутро он повез гостей в Дрохеду; они уже освоились с видом этой новой, незнакомой земли и очень забавляли де Брикассара, высказывая вслух свои впечатления. Последние холмы остались на двести миль восточное, объяснил он им, а здесь раскинулась черноземная равнина. Просторы почти безлесные, луга, ровные и гладкие, как доска. День настал такой же знойный, как накануне, но ехать в «даймлере» было куда удобнее, чем в поезде. Выехали спозаранку, натощак, в черном чемодане сложены были облачение отца Ральфа и святые дары.

— Овцы тут грязные, — огорчилась Мэгги, глядя, как сотни рыжеватых шерстяных клубков тычутся носами в траву.

— Да, видно, надо было мне поселиться в Новой Зеландии, — вздохнул отец Ральф. — Должно быть, она похожа на Ирландию, и овцы там беленькие и чистенькие.

— Это верно, с Ирландией там много похожего. И трава такая же зеленая, любо смотреть. Только места более дикие, земли невозделанные, — отозвался Пэдди. Отец Ральф пришелся ему очень по душе.

И тут из травы тяжело поднялись несколько страусов эму и помчались как ветер, вытянув длинные шеи, неразличимо быстро перебирая нескладными голенастыми ногами. Мальчики ахнули от изумления, потом расхохотались: вот чудеса, какие огромные птицы — и не летают, а бегают!

— Как приятно, что мне не приходится вылезать и открывать эти злосчастные ворота, — сказал отец Ральф, когда Боб, который проделывал это вместо него, закрыл за «даймлером» последние ворота и опять забрался в машину.

После стольких неожиданностей, которыми, не давая передышки, ошеломляла их Австралия, в усадьбе с приветливым домом в георгианском стиле, обвитым едва зацветающей глицинией и окруженным несчетными кустами роз, им почудилось что-то родное.