48  

Я спросила его:

— И куда ты ее повесишь?

Он не понял:

— Кого повешу?

— Картину.

— Какую картину?

Я ушам своим не поверила.

— Ту, которую я вернула на прошлой неделе. За которую ты мне заплатил наличными.

— А-а. Вряд ли я ее буду вешать. — Он увидел, что я жду объяснений, и добавил: — Как ты уже заметила, я не птичка шалашник. Тебе она нравится?

— Мне? Нет. Ее разве что на помойку снести.

— То же самое, как ты говорила, сказала бы Джил.

— Ну, я разглядывала эту картину, в общей сложности, часов пятнадцать, так что я полностью с ней согласна. — Стюарт, похоже, ни капельки не расстроился. — Ты говорил, у тебя есть причины, чтобы отдать эту картину на реставрацию. Интересно, какие? — Он ответил не сразу, и я добавила не без сарказма: — Мистер Хендерсон.

— А-а, ну… мне хотелось с тобой познакомиться и расспросить про Джилиан с Оливером, как у них дела.

— То есть, никто меня не рекомендовал?

— Нет.

— Если тебе хотелось узнать, как дела у Джилиан с Оливером, почему ты у них самих не спросил? Насколько я поняла, вы давние друзья.

— Понимаешь, в чем дело. Мне хотелось узнать, как они поживают на самом деле. Люди, когда у них спрашиваешь, не всегда говорят то, что есть. — Он понял, что я не верю его объяснению. — Ну, хорошо. Мы с Джил были женаты.

— Господи. — Я сразу полезла за сигаретой. — Господи.

— Да. Не угостишь меня сигаретой?

— Ты же не куришь.

— Нет. Но сейчас мне хочется закурить. — Я дала ему сигарету, он прикурил, сделал затяжку, и вид у него был немного разочарованный, как будто он только сейчас сообразил, что это не есть решение текущей проблемы.

— Господи, — повторила я. — А почему… ну, ты понимаешь… почему вы расстались?

— Из-за Оливера.

— Господи. — Я не знала, что говорить. — А кто еще знает?

— Они. Я. Мадам Уайетт. Ты. Еще несколько человек, с которыми я не виделся много лет. Моя вторая жена. Моя вторая бывшая жена. Девочки пока не знают.

— Господи.

Он рассказал мне все без утайки. Очень конкретно — только факты. Как в газетной статье. Но в то же время он рассказывал так, как будто все это случилось только вчера.


ОЛИВЕР: Мой первый конвертик с зарплатой. Образно выражаясь. Поскольку конвертика как такового не было. «Денежку», как это называют мои коллеги-водилы, просто сунули мне в протянутую ладонь, и сей дивный миг был подобен соприкосновению с божественным в Сикстинской капелле. Желая исполнить свой первый долг — дух Ронсевальского ущелья еще бродил у меня в крови, — я направил стопы к дому номер 55. Едва заслышав за дверью шарканье мягких тапочек миссис Дайер, даже не дожидаясь, пока она мне откроет, я сразу упал на покаянное колено. Она посмотрела на меня безо всякого интереса, без узнавания, понимания, осознания — в общем, без ничего.

— Одиннадцать двадцать пять, миссис Дайер. Лучше поздно, чем никогда, как говорится в Хорошей Книге.[107]

Она взяла деньги и — «Etonne-moi![108]», как сказал Дягилев Жану Кокто — принялась их пересчитывать. Потом они скрылись из виду в каком-то неприметном кармане. Ее сухие, как будто присыпанные пылью губы медленно приоткрылись. Сейчас Грешник Олли получит полное отпущение.

— С вас еще проценты за десять лет, — сказала она и захлопнула дверь у меня перед носом.

Ну что, разве жизнь не полна неожиданностей? Миссис Дайер — главная старуха-процентщица, подумать только! Всю дорогу от крыльца до калитки я пропрыгал на одной ножке, словно радостный маленький эльф.

Мне действительно стоит на ней жениться.

Только я, кажется, уже женат.


ДЖИЛИАН: Я старалась научить девочек, что выпрашивать — это нехорошо; что если тебе вдруг чего-нибудь захотелось, это не значит, что все должны все бросать и бежать исполнять твое желание. Разумеется, я им этого не говорила. Я говорила это по-другому. На самом деле, чаще я вообще ничего не говорила. Дети лучше усваивают уроки, которым учатся сами, без наших подсказок.

Я была в шоке, когда в первый раз — с Софи — столкнулась с тем, как сильно ребенок может чего-то хотеть. Я замечала это и раньше, еще до того, как у меня у самой появилась дочка, но замечала как-то мимоходом. Ну, знаете: вы приходите в супермаркет, и там обычно присутствует хотя бы одна раздраженная мама с двумя детишками, которые хватают все с полок и кричат: «Хочу это», — а мама говорит: «Поставь на место», или «Потом, не сегодня», или «У тебя и так всего полно», или, гораздо реже, «Ну хорошо, давай купим». Я всегда воспринимала подобные публичные выступления как примитивное испытание сил — чья возьмет, — и всегда думала, что это родители виноваты, что ребенок такой капризный. Плохо, значит, воспитывали. Теперь-то я понимаю, какой я была категоричной и несправедливой. Но это все от незнания.


  48  
×
×