Свободу медведям

Кажется, нам придется выпускать их в определенном порядке. Мы должны будем постараться не дать их антагонизмам разгореться до самого последнего момента. Наверное, лучше выпустить самых больших через задние ворота Тирольского сада; они смогут вырваться на волю через предрассветный Максинг-парк.

Должен признать, что нам придется положиться на судьбу.

Ты только представь: слоны плещутся в водоемах Смешанных Водоплавающих Птиц; бесчисленные Животные Смешанной Классификации, громко чавкая, жуют декоративные растения вдоль дорожки; дикие обезьяны дразнят зебр, бросаются за сбитым с толку, мечущимся жирафом; кое-кто из мелких животных может запросто потеряться.

Само собой разумеется, что и последняя гагарка тоже должна быть освобождена.

Но когда они все разбредутся, как заставить их слушаться? Как сказать: «Отлично, марш за ворота, да поживей!»

Кое-кто из них может даже не выйти.

По этой самой причине я никогда особо не доверял истории про Ноя, который сумел заставить подняться по сходням в ковчег «всякой твари по паре».

Полагаю, это вопрос веры. Мне кажется бессмысленным дискутировать по поводу возможного хаоса, поскольку это вопрос умонастроения. Либо мы вдохновим животных на исход, либо нет.

В любом случае нам не подвести черту. Только не в этот раз.

Тщательно отобранная автобиография Зигфрида Явотника:

Предыстория II (продолжение)

2 августа 1945 года у моей матери возникли подозрения, подтвержденные советским доктором; она обвенчалась с Вратно Явотником в церкви Святого Стефана, где произошла маленькая, но довольно шумная церемония, во время которой моя бабушка причитала и охала, а Эрнст Ватцек-Траммер беспрестанно чихал — бедный Эрнст простудился, ночуя в такси.

Раздавались там и другие звуки — из одного из приделов алтаря, где группа инженеров американской армии старалась как можно осторожнее удалить невзорвавшуюся бомбу, которая пробила мозаичную крышу собора и застряла между трубами органа. Спустя несколько месяцев после бомбежки слишком нервничавший органист играл еле слышно и зачастую фальшивил.

Как и полагается на любой свадьбе, после произнесенных клятв моя мать застенчиво поцеловала свежевыбритое лицо моего отца. Затем они прошли по проходу и покинули собор в сопровождении неповоротливых американцев, несущих извлеченную ими бомбу словно тяжелое, только что окрещенное дитя.

Свадебное празднование состоялось в недавно открытом американцами заведении с прохладительными напитками в Грабене. Молодожены вели себя крайне сдержанно. На самом деле все, что мне известно об их взаимоотношениях, основывается на малочисленных документальных рассказах, имеющих интерпретацию, если не очевидную трактовку, Эрнста Ватцека-Траммера. Эрнст утверждал, что единственное, что он слышал от этой парочки на публике, — это как они обсуждали желание Хильке видеть Вратно побритым перед свадьбой. Что выглядело слишком скромно, даже для такого семейного дела.

И тем не менее запись имела место. 2 августа 1945 года Хильке Мартер была благословлена на замужество своим отцом, бывшим библиотекарем, задолжавшим библиотеке иностранной литературы за семь лет и три месяца четырнадцать книг; дружкой со стороны жениха выступал Эрнст Ватцек-Траммер.

Кроме того, имела место еще одна запись: 2 августа 1945 года стало последним днем распрей в Потсдаме и тем днем, когда Трумэн и Черчилль смягчили свои требования. Британцы и американцы прибыли в Потсдам подготовленными — осведомленными о методах русских и мотивах их оккупации, наблюдаемых на Балканах и в Берлине. Но с 17 июля Черчилль и Трумэн глубоко задумались, и последний день в Потсдаме был отмечен понижением активности. Шло обсуждение вопроса о компенсаторной реституции, и русские объявили свои притязания в Восточной Австрии — они утверждали, что так как больше всех пострадали от войны, то Германия должна за это заплатить. Статистика русских, как всегда, поражала: они объявили 1710 городов и 70 ООО деревень разрушенными, 6 ООО ООО зданий потерянными и 25 ООО ООО человек бездомными. Это не считая 31 850 промышленных объектов и предприятий. Потери, за которые обязана расплачиваться Германия, объявлялись потерями, за которые должна была частично расплачиваться и Австрия. Путаница в языке имела свою выгоду: русские говорили об австрийском освобождении тем же тоном, каким они говорили об ответственности Австрии за войну вместе с Германией.