159  

И на мгновение я нагнул голову, прислушиваясь вместе с ними, ожидая появления невероятно сообразительного животного, преодолевшего все преграды и добравшегося сюда. Возможно, гиббона, скачущего на всех четырех по больничной земле, окруженного сестрами, погоняемого криками с инвалидных кресел, с балконов и, наконец, пойманного при помощи дыхательных резиновых трубок и стянутого стетоскопом. Улов, которым мог бы гордиться весь больничный персонал вместе с пациентами. Но никто не сумел добежать так далеко. Галлен тяжело навалилась мне на спину; я слышал, как она начала дрожать у меня на плече. Поэтому я повернул за больницы, в сторону сельской местности, к западу от пригорода, чувствуя, как мокрая щека Галлен прижалась к моей, как ее руки вцепились мне в рубашку, а зубы отчаянно вонзились в мое плечо.

Но я не возражал, я хотел, чтобы она кусалась сильней и сделала мне еще больней. Пока я продолжал ехать достаточно быстро, чтобы гул толпы за нами становился тише, и достаточно медленно, чтобы те, кому удалось спастись, могли бы обогнать меня и бежать вприпрыжку в свете моей фары — служа мне проводниками, которым я был бы сейчас крайне рад.

Но никто меня не обогнал; в моем направлении не было никакого движения. Все движение, что мы заметили нам на пути, было направлено в противоположную сторону. Семейные автомобили, фермерские грузовички, гремящие инструментами и оружием, — в предрассветном сумраке люди стремились успеть к месту бедствия.

И всякий раз, когда мне попадался свет встречных фар, я видел прежнюю картину борьбы на футбольном поле. И всякий раз мне снова не давали ударить по мячу.

Строя новые планы

Рассвет застал нас за пределами города, в сельской местности над Дунаем, к югу от Клостернейбурга. Там до сих пор живут монахи.

Я не знаю, сколько времени я провел, сидя в канаве у дороги, прежде чем заметил, как сельские жители устало возвращались после невиданного городского волнения в Хитзингерском зоопарке. В основном в грузовиках и автофургонах; некоторые из нескладных фермеров помоложе свистели Галлен, сидевшей у обочины через дорогу от меня. Мы не разговаривали. Я подумал: «Не очень разумно с моей стороны позволять ей слишком долго размышлять в одиночку». Но мне нечего было сказать, поэтому я не нарушал дорожного покоя между нами. Пока эти фермеры не стали возвращаться обратно.

Затем я подумал: «Мы выглядим подозрительно». Несмотря на то что О. Шратт нас ни разу не видел и, вероятно, никогда не сможет мыслить последовательно, был еще официант с Балкан и маленький Хюгель Фуртвёнглер, которой мог бы кое-что порассказать о большом, видавшем виды мотоцикле и ненормальном, который выспрашивал о зоопарке.

«О. Шратт, — подумал я, — по крайней мере, был найден со своей нашивкой и эполетами. Это уже кое-что».

Но этого, разумеется, было недостаточно. Потому что последний из автофургонов, проехавший мимо нас, оказался груженым — там были тела под брезентом, свисавшим над задним бортом. Я разглядел высунувшуюся часть ноги с копытом; я узнал рыжевато-коричневые и беловато-кремовые полоски, идущие от коленных сухожилий до голени. Бог не уберег самой прекрасной из антилоп — чье мясо будет съедено, а рога повешены поверх ковра в непритязательном крестьянском жилище. Чтобы следующее поколение охотников спрашивало:

— А что, они когда-то водились в Австрии?

— О да. Невольничья лодка привезла в Австрию первую из них.

— А теперь они вымерли?

— О да. Но нанесли большой вред садам. А собак едва не забодали рогами.

И когда последний караван миновал нас, я подумал, что должен уберечь Галлен от них. Она сидела через дорогу от меня, смотрела куда-то мимо моего плеча. Но я не мог взглянуть ей в лицо: я смотрел на свои брюки и обнаружил прилипшие к моим носкам маленькие клочки шерсти.

«О, мне очень жаль, Зигги, — подумал я. — Но ты был не просто нелогичен. Ты был совершенно не прав».

Затем Галлен перешла через дорогу и немного постояла перед неуклюжим рюкзаком, прежде чем принялась вынимать из него свои вещи.

Она наверняка слишком много думала одна.

И поскольку мне нечего было сказать, я спросил:

— Послушай, что ты хочешь делать теперь?

Она ничего не ответила.

— Хорошо, делай что хочешь, — сказал я.

Но она лишь еще поспешней стала вынимать свои вещи. Из кожаного дамского пиджака она сделала куль; через один рукав я увидел, как торчит ее белье и голубые шелковые трусики. И это причинило мне боль.

  159  
×
×