Свободу медведям

Но мне кажется, что зоопарк бодрствует вовсе не из-за этого. Все дело в новом ночном стороже. Негромкое звучание звонка приготовило всех; животные ждали сторожа. Должен сказать тебе, что между сторожами есть определенная разница.

Он прошел мимо меня, у этого при себе дубинка, он засовывает ее в ножны, вшитые в левый ботинок. У него высокие, выше лодыжек, модифицированные армейские ботинки, свободно зашнурованные на икрах. В ботинки засунуты серые твидовые брюки. Он носит расстегнутую, похожую на ковбойскую, кобуру, а ствол его пистолета по меньшей мере шести дюймов длиной. Со связкой ключей он проделывает любопытную вещь. Просовывает руку в кольцо и подтягивает его к плечу, потом пристегивает связку к эполету — на его форме оба эполета. Ключи повисают под мышкой, со звоном клацая по нему. Мне это кажется неудобным — если держать связку ключей под мышкой, то рука оказывается в неловком положении. Хотя это правая рука, и, возможно, ему так удобней тянуться к расстегнутой кобуре, которая у него довольно высоко на правом бедре.

Как мне кажется, он слегка неустойчив при всем этом вооружении. Разумеется, он с фонарем. Он держит его в левой руке на петле — так что если он потянется за дубинкой, то фонарь не будет мешать. Это оправдано: если находишься достаточно близко, чтобы воспользоваться дубинкой, то фонарь не нужен; если находишься достаточно далеко, чтобы воспользоваться пистолетом, то нужно твердо держать фонарь в другой руке. Мне кажется, этот сторож серьезно относится к своим обязанностям.

Он прошел вдоль моей живой изгороди. Когда он проходил мимо меня, я высунулся из травы — ровно настолько, чтобы видеть его выше пояса: кольцо с ключами, эполеты, изгиб правой руки. Целиком я видел его только со спины, довольствуясь коротким взглядом. Он очень непредсказуем с фонарем. То светит себе под ноги, то вдруг разворачивается, освещая все вокруг.

Прошло уже полтора часа, а он все расхаживает по зоопарку с фонарем. Возможно, он считает, что сторож первой смены довольно беспечен. А может, перед тем как приступить к самому дежурству, ему нужно убедиться, что все спокойно.

Должно быть, животные очень нервничают от таких частых визитов, происходящих каждую ночь. Я вижу беспорядочное метание света его фонаря — по нескольку раз в одном и том же месте. И он ведет себя довольно агрессивно, когда проверяет замки. Просто потрогать для него недостаточно, он трясет клетки.

Неудивительно, что никто не спит.

Тщательно отобранная автобиография Зигфрида

Явотника:

Предыстория I (продолжение)

Черная пятница, 11 марта 1938 года: немногим позднее половины шестого пришедшие ранним утром священники открывают боковые алтари собора Святого Стефана, и Курт фон Шушниг погружается в очень краткую, четкую молитву. Он на ногах и на пути в здание администрации канцлера с того момента, как секретарь безопасности Скубл позвонил и сообщил ему, что немцы закрывают границу у Зальцбурга и отзывают таможенных чиновников. Скубл также упомянул о том, что немцы сосредоточили свои войска на участке от Рейхенхаллса до Пассау. В канцелярии Шушниг находит срочную телеграмму от австрийского генерального консула в Мюнхене: «Лео готов тронуться в путь». И все это еще до рассвета и прежде, чем вся утренняя германская пресса пересылается телеграфом для ознакомления Шушнигу. Они продолжают лишь поверхностно освещать настроения немцев, хотя достаточно и этого. Нацистское агентство новостей DNB заявляет, что в Вене вывесили флаги с серпом и молотом, а возбужденные граждане выкрикивали «Да здравствует Шушниг! Да здравствует Москва!» на одном дыхании. DNB сообщает, что, возможно, фюреру придется совершить «антибольшевистский крестовый поход» во имя спасения Австрии. Бедный Курт фон Шушниг должен признать, что в каком-то смысле это и есть реакция на его плебисцит. Встревоженный, он звонит британскому министру, который, в свою очередь, дает телеграмму в Лондон лорду Галифаксу — выяснить, займет ли Британия чью-то сторону. Потом Шушниг наблюдает, как первые лучи света, проникающие сквозь закопченные окна выставочного зала Хофбург, скользят по стенам в поисках редких старинных украшений и золота.

Медленный мартовский рассвет убирает тени с окон сонного собора Святого Стефана, и Зан Гланц радостно приветствует новый день. Зан радуется, что еще рано и почти нет транспорта, поскольку он не слишком уверенно чувствует себя на перекрестках. От тряски по булыжной мостовой у него начинает болеть голова, поэтому там, где возможно, он едет по трамвайным путям: колеса такси не совпадают с рельсами, но ему удается удерживать от тряски хотя бы одну сторону машины.