139  

Поддерживая ее затылок, Рамзес поднес сосуд к губам Клеопатры:

– Выпей до дна.

Она так и сделала. Глоток за глотком жидкость проникала в нее. В комнате стало гораздо светлее. Приятная волна прокатилась по телу – от корней волос до мизинцев ног. Нестерпимо защипало глаза. Клеопатра зажмурилась, потом открыла глаза и увидела, что Рамзес смотрит на нее с изумлением.

– Голубые, – пробормотал он.

Но затянулись ли раны? Клеопатра сжала руку в кулак – ужасно щекотно. Кости на глазах обрастали плотью. И бок, да, бок затянулся.

– О боги, спасибо вам. Слава богам! – всхлипнула Клеопатра. – Я исцелилась, Рамзес, я исцелилась.

И снова его руки обняли ее, по телу пробежала холодная дрожь. Она позволила Рамзесу поцеловать себя и раздеть.

– Держи меня крепче, люби меня, – прошептала она.

Он поцеловал ее в бок, там, где раньше зияла страшная рана, поцеловал, вылизывая языком кожу. Когда он стал целовать влажные волосы между ее ногами, она потянула его вверх.

– Нет, войди в меня! Наполни меня! – закричала она. – Я исцелилась!

Его член напрягся. Он поднял ее и усадил на свою вздыбленную плоть. Больше незачем вспоминать. Есть только тело, только жаркая плоть. И Клеопатра обмякла в экстазе, запрокинула голову и закрыла глаза.


Эллиот потерпел поражение. Еле волоча левую ногу, как самый настоящий калека, граф медленно приближался к отелю. Неужели он струсил? Почему он ушел? Может, следовало остаться, сразиться на стороне одного из титанов?

Глядя на него злобными глазами, Рамсей сказал: «Уходите». Но своим вмешательством Рамсей спас ему жизнь. Он следил за ним, он посмеялся над его жалкой попыткой выпросить эликсир жизни.

Ах, какая теперь разница? Он должен каким-то образом вытащить Алекса из Египта. Он должен сам выбраться отсюда. Раз и навсегда очнуться от этого кошмарного сна. Ему оставалось только это.

Глядя себе под ноги, Эллиот добрался до первых ступеней отеля. Он не видел двоих мужчин, которые остановили его, преградив дорогу.

– Лорд Рутерфорд?

– Оставьте меня в покое.

– Извините, милорд, ничего не могу поделать. Нас послал губернатор. Мы должны задать вам несколько вопро­сов.

Ну вот, еще одно унижение. Эллиот не стал сопротивляться.

– Помогите мне подняться по ступеням, молодой чело­век, – попросил он.


Обмотавшись длинным белым полотенцем, с мокрыми, чуть вьющимися от влаги волосами, она вышла из медной ванны. Вот такая ванная комната должна быть во дворце – с цветной плиткой на стенах, с горячей водой, льющейся из тоненькой трубочки. И еще она нашла превосходные духи – со сладковатым ароматом, похожим на запах увядших лилий.

Она вернулась в спальню и снова увидела себя в зеркальной дверце шкафа. Она исцелилась. Прекрасно. Ее ноги обрели нормальную форму. Даже боль в груди, в том месте, куда ее ранил злодей по имени Генри, исчезла.

И голубые глаза! Это поразило ее.

Была ли она такой же красивой раньше? Может, Рамзес знает? Мужчины всегда говорили ей, что она очень красива. Клеопатра начала пританцовывать, придя в восторг при виде собственного нагого тела, наслаждаясь ласковыми прикосновениями влажных волос к плечам.

Рамзес мрачно наблюдал за ней из угла. Ладно, в этом нет ничего странного. Рамзес – тайный наблюдатель. Рам­зес – судия.

Клеопатра потянулась к бутылке вина на туалетном столике.

Пустая. Она разбила ее о мраморную поверхность столика, и осколки посыпались на пол.

Рамзес не шелохнулся, продолжая смотреть на нее тяжелым немигающим взглядом.

Ну и что? Почему бы не продолжить танец? Она знала, как она прекрасна, знала, что мужчины будут любить ее. Двое мужчин, которых она убила сегодня днем, были очарованы ею, и не было ни одного свидетеля этих убийств, так что прятаться не надо.

Крутясь на месте, с развевающимися волосами, она воскликнула:

– Живая! Живая и невредимая!

– Внезапно из соседней комнаты раздался противный крик – заорала дрянная птица. Теперь пришло время убить ее, принести в жертву собственному счастью – это все равно что купить на рынке белого голубя и отпустить его в небо, благодаря богов.

Клеопатра подошла к клетке, открыла маленькую дверцу, просунула внутрь руку и сразу же поймала хлопающую крыльями, суетливую птицу.

Она сжала пальцы и убила ее. Потом бросила на дно клетки.

Обернувшись, увидела Рамзеса. Ах, какое печальное лицо! Надо же, он ее осуждает, бедняжка.

  139  
×
×