Мумия

Он приложил руку к груди.

– Я, Рамзес, и есть справедливость, – сказал он. – Царь, суд, справедливость.

Джулия фыркнула, стараясь совладать со слезами.

– Ты очень быстро осваиваешь слова, – сказала она, – но убивать Генри ты не имеешь права. Я не смогу жить, если ты убьешь Генри.

Внезапно он взял ее лицо в ладони, притянул к себе и поцеловал. Поцелуй был мимолетным, но сокрушитель­ным. Отшатнувшись, Джулия отвернулась.

Она торопливо пошла по коридору и открыла дверь отцовской комнаты. Вынимая из гардероба одежду, она ни разу не обернулась, не посмотрела назад. Вытащила рубашку, брюки, ремень, носки, туфли. Показала на висевшие по стенам старые фотографии отца, на которых были запечатлены Эллиот, Рэндольф, сам Лоуренс и многие его друзья с оксфордских времен до нынешнего дня.

Пальто. Она забыла про пальто. Джулия достала из гардероба пальто и положила его на кровать вместе с остальными вещами.

И только тогда посмотрела на Рамзеса. Стоя в дверях, он наблюдал за ней. Халат его распахнулся, обнажая торс. В этой позе – величественное глубокомыслие, скрещенные на груди руки, широко расставленные ноги – было что-то первобытное.

Царь вошел в комнату и принялся рассматривать находившиеся в ней предметы с тем же любопытством, с каким изучал все, с чем ему приходилось сталкиваться. Он внимательно изучил фотографию, на которой Лоуренс, Эллиот и Рэндольф были сняты в Оксфорде. Потом повернулся к лежавшей на кровати одежде. Он явно сравнивал одежду с той, что была надета на мужчинах, изображенных на фотографии.

– Да, – кивнула Джулия, – ты должен одеться именно так.

Взгляд его остановился на «Археологическом вестнике», который лежал на журнальном столике. Рамзес взял его и быстро пролистал, задержавшись на изображении великой пирамиды в Гизе, где находился и отель «Мэна-хаус».

О чем он думает?

Царь закрыл журнал.

– Р-р-р… хео… логия, – произнес он, улыбнулся шаловливой мальчишеской улыбкой и посмотрел на Джулию сияющими глазами.

На его широкой груди совсем не было волос.

Ей нужно немедленно уйти.

– Одевайся, Рамзес. Как на фотографиях. Если ошибешься, я потом помогу тебе.

– Отлично. Джулия Стратфорд, – сказал он на прекрасном британском наречии. – Я буду одеваться в одиночестве. Я никогда раньше этого не делал.

Ну конечно! Рабы. У него всегда были рабы. Может, целая дюжина рабов. Что ж, ничего не поделаешь. Не могла же она сама, своими руками стаскивать с него халат! Щеки у Джулии пылали. Она выскочила из комнаты и со стуком захлопнула дверь.

6

Генри напился так сильно, как никогда в жизни. Он прикончил бутылку шотландского виски, которую без разрешения прихватил у Эллиота, а потом вливал в себя бренди, будто воду. Но и это не помогло.

Он курил египетские сигары одну за другой, наполняя квартиру Дейзи едким ароматом, к которому привык в Каире. И то и дело возвращался мыслями к Маленке. Как бы ему хотелось оказаться рядом с Маленкой, хотя он и поклялся себе, что нога его больше никогда не ступит на землю Египта. Нет ужаснее воспоминания, чем воспоминание о том, как он вошел в ту мрачную гробницу, где сидел, склонившись над древними свитками, его дядя Лоуренс.

Та мумия была жива! Мумия видела, как он насыпал порошок в чашку Лоуренса. Разум ему не изменяет: он видел ее открытые глаза, смотревшие сквозь обмотки бинтов. Он в своем уме – он видел, как мумия вышла из гроба в доме Джулии, он до сих пор чувствовал на шее прикосновение ее истлевшей руки.

Никто не может знать, какая опасность ему грозит. Никому этого не понять, потому что никто не знает, какими мотивами руководствуется мумия. Зачем искать причину, которая вызвала к жизни эту гнилушку! Не важно. Важно другое – эта дрянь знает, что он натворил! И хотя он не мог до конца поверить, что здоровый парень и есть то гнилостное существо, которое попыталось задушить его, разум подсказывал ему, что Реджинальд Рамсей и мумия на самом деле одно лицо. Интересно, мог ли тот человек снова скрыться под сгнившими пеленами и снова вылезти, чтобы добраться до него?

О господи! Генри содрогнулся. Дейзи что-то сказала, и когда он поднял глаза, то увидел, что она стоит у каминной полки, позируя в корсете и шелковых чулках. Ее груди соблазнительно выпирали из кружевных чашечек корсета, на плечи спадали белокурые локоны. Поза была очень пикантная – приятно посмотреть, приятно пощупать. Но не сейчас.