Мумия

Эллиот был благодарен Джулии за ее доброе отношение к Алексу. В конце концов, корабль не лучшее место для встречи лицом к лицу с горькой правдой. Джулия понимала это. С другой стороны, наверное, Алекс уже и сам понимал, что его первая жизненная битва проиграна; правда, он был слишком хорошо воспитан и слишком покладист, чтобы обнажать перед всеми собственные чувства. Эллиот иногда думал, что его сын плохо знает самого себя.

Для Эллиота самым интересным в этом путешествии было общение с Рамсеем – он разговаривал с ним, наблюдал за ним издалека, замечая то, чего не замечали другие. Задачу облегчало то, что Рамсей оказался необыкновенно общительным.

Иногда Рамсей, Эллиот, Самир и Алекс играли вчетвером в бильярд. За час игры Рамсей ухитрялся обсудить массу проблем и задать тысячу вопросов.

Особенно он интересовался современной наукой, и Эл­лиот с удовольствием знакомил его с теорией клеточного строения веществ, с устройством кровеносной системы, с этапами развития зародыша и с причинами возникновения самых разных болезней.

Почти каждую ночь Рамсей проводил в библиотеке, изучая труды Дарвина и Мальтуса, читая техническую литературу, описывающую электричество, телеграф и автомобили. Интересовала его и астрономия.

Он воспылал страстью к современному искусству. Особенно ему нравились пуанталисты и импрессионисты. Романы русских писателей – Толстого и Достоевского, только что переведенные на английский язык, потрясли его до глубины души. Читал он с фантастической скоростью.

По прошествии шестого дня Рамсей попросил пишущую машинку. С разрешения капитана он взял ее из рабочей каюты экипажа и с тех пор ежедневно печатал список того, что ему предстояло сделать. Однажды Эллиоту удалось подглядеть за тем, что он печатал. Частыми были записи вроде такой: «Посетить Прадо в Мадриде; как можно скорее полетать на самолете».

Наконец Эллиот стал кое-что понимать. Этот человек никогда не спал. В любой час ночи Эллиот мог застать Рамсея за каким-нибудь делом. Если его не было в кинозале или в библиотеке, если он не сидел за пишущей машинкой в своей каюте, значит, он находился в кубрике, где висело множество карт, или в радиорубке. Не прошло и двух дней с тех пор, как они попали на корабль, а Рамсей уже знал по именам всех членов экипажа и большинство пассажиров. У него был поразительный талант располагать к себе всех, с кем ему приходилось общаться.

Однажды ранним утром Эллиот зашел в бальный зал и увидел, что несколько музыкантов играют специально для Рамсея, а тот в одиночестве исполняет какой-то забавный, медленный и примитивный, танец, похожий на те, которые танцуют греки в приморских тавернах. Фигура одинокого танцора в белой, расстегнутой до пояса рубашке растрогала Эллиота до слез. Казалось преступлением подглядывать за действом, которое обнажало душу. Эллиот тут же вышел на палубу и долго курил – тоже в одиночестве.

Общительность Рамсея стала приятным сюрпризом для Эллиота. Но самым странным во всей этой удивительной истории было то, что Эллиот полюбил этого загадочного человека.

Он даже страдал, когда вспоминал отвратительные слова, которые произнес еще перед отъездом: «Я хочу узнать вас поближе». Много раз он возвращался в памяти к этим словам. Однако они оказались правдой. Какая это пытка и в то же время какое счастье!

И вдруг – агония, страх: здесь происходит что-то невообразимое, что-то сверхъестественное. Но Эллиоту не хотелось оставаться в стороне.

Как странно, что его сын Алекс считает Рамсея всего лишь оригинальным, «забавным»; он совсем не интересуется им. Хотя чем Алекс интересовался в своей жизни? Он быстро завел знакомство с дюжиной пассажиров, с людьми, ничем не примечательными. Он, как всегда, хорошо проводил время, и больше его ничего не интересовало. И в этом его спасение, решил Эллиот. В том, что он не способен на сильные чувства.

Что касается Самира, тот был молчалив по натуре: о чем бы ни заходил разговор между Эллиотом и Рамсеем, он редко вставлял слово. Но к Рамсею Самир относился почти с религиозным благоговением. Он стал его преданным слугой. Он приходил в сильное волнение только тогда, когда Эллиот завлекал Рамсея в дебри истории. Тут и Джулия сердилась.

– Объясните, что вы имеете в виду, – спросил Эллиот, когда Рамсей заявил, что латынь создала совершенно новый образ мышления. – Ведь сначала рождаются идеи, а язык только выражает их.