Дети Великой Реки

— Его красивая наружность, — усмехнулся Ангата.

Перкар внимательно поглядел на него:

— Мне следовало думать, прежде чем говорить с тобой об этом.

Он отвернулся и стал смотреть куда-то в сторону леса. Наступило неловкое молчание. Нахмурив брови, Перкар весь ушел в свои переживания, а на лице Ангаты застыла напряженная ухмылка.

Ангата первым нарушил молчание.

— Ты же знаешь, что я тебе отвечу, — сказал он тихо. — Найди себе женщину. Невесту с богатым приданым, тестя с большим количеством земли.

— Тебе только осталось сказать: «женись на дочери Бакьюма», — огрызнулся Перкар.

— А что в этом худого? Ты просто дурак, Перкар. Женись на дочери Бакьюма. Бакьюм ведь давал тебе за дочерью два пастбища, двадцать коров и хорошего племенного быка, хотя всего этого можно было не предлагать, когда выдаешь замуж такую девушку, как Кихьюзю. Красивее невесты не сыскать.

— Мне она не нравится.

— Я слыхал, как твой отец говорил, что даст в придачу еще десять коров, если ты на ней женишься.

— Так и сказал? Значит, у меня теперь есть приданое, — ухмыльнулся Перкар.

Ангата дотронулся до его руки, но Перкар резко дернулся и отпрянул назад.

— Ты должен забыть ее, Перкар. — Голос Ангаты стал еще тише, и Перкар понимал, что сейчас речь идет уже не о дочери Бакьюма.

— Тебе легко говорить. Ты ее никогда не знал.

— Нет, конечно. — Ангата уже начинал горячиться. — Я никогда не спал с богиней. Но я спал достаточно много с женщинами, и уверяю тебя, они почти все одинаковые. Мне трудно себе представить, что богиня так уж сильно от них отличается.

Губы Перкара вытянулись и голос слегка дрожал, когда он едва слышно произнес:

— Я… Я не могу судить.

У Ангаты ответ готов был сорваться с языка, но, услышав растерянные слова Перкара, он оторопело разинул рот.

— Ты что, ни разу… ни разу не пробовал? Погоди… А последний сенокос? Дочка Кьюно.

— Я не мог. Я просто… не мог, Ангата. Я пытался.

Ангата потер лоб и произнес какое-то заклинание.

Его пронзительный взгляд рассеянно блуждал, не зная, на чем остановиться.

— Это не иначе как колдовство, — проговорил он, как бы извиняясь. — Не может быть, чтобы не было способа…

— Это не колдовство, — сказал Перкар. — Она говорит то же самое, что и ты. Найди земную женщину. Заведи детей. Выращивай скот. Будь мужчиной. Но я не могу, Ангата. И не знаю, смогу ли когда-либо.

Ангата снова пожал плечами, но, судя по тому, как сдвинулись его брови, ясно было, что к нему возвращается его привычная уверенность и он ищет решение. Ангата любил головоломки, Перкар это хорошо помнил. «Постель только десятая часть брака», — любил он повторять чье-то высказывание.

— Ты научишься со временем, Перкар. Научишься любить земную женщину.

Перкар отрицательно помотал головой, но Ангата настойчиво кивнул еще раз, подтверждая свою уверенность и показывая тем самым, что можно перейти к обсуждению других насущных дел.

— Все отлично, — объявил он. — Телегу можно сколотить не обязательно одним-единственным инструментом. — И для того, чтобы исправить свой не очень удачный афоризм, добавил: — Я хочу сказать, что к Пираку ведет множество путей.

— Так-то лучше, — согласился Перкар.

— Я знаю несколько парней нашего возраста, у которых вообще нет никакой земли, и знаю таких, у которых земля есть, но мало, а им хотелось бы больше…

— Например, как тебе самому, — перебил его Перкар.

— Да. Камышовая Долина — место неплохое, но у меня не хватает скота, чтобы ее заполнить. И по моему убеждению, надо не сидеть сложа руки, а предпринять что-нибудь вроде того, о чем поется в эпических песнях.

— Ты хочешь сказать, что нужно собрать боевой отряд и отправиться добывать землю?

— Вот именно. Безземельные могли бы поделить захваченную землю, а те, у кого нет скота, забрать коров.

— Но для этого угодья должны быть очень большими а иначе не стоит и стараться, — заметил Перкар. — Хотя, конечно, некоторым из нас суждено будет погибнуть.

— Может быть. Но я слышал о походах, когда не было ни одной жертвы.

Лицо Перкара вдруг стало серьезным.

— Ангата, кто эти люди? На кого ты собираешься идти войной? — спросил он. — На Локухьюну, с чьим сыном мы охотились, когда были детьми, и который встанет рядом с отцом, как только ты нападешь на него? Или Трувана, с чьей дочерью ты хороводился и который подарил моему отцу быка в знак дружбы? Или же Кону с горных пастбищ, жена которого каждый год к началу Большого Собрания жертвует Китана, а их зять Хатихан играет так красиво на арфе, что собирает возле себя всех детей? Вместо того чтобы носиться вокруг пиршественного зала, всем надоедать и сбивать с ног слуг, несущих блюда с угощением, дети тихо слушают музыку? Или, быть может, мы отберем земли у Капаки, владения Верховного Вождя?