Дети Великой Реки

Эрука кивнул в ответ.

— Если пожелает Владыка Леса, — пробормотал он.

Апад помрачнел.

— А что, если не пожелает? — спросил он очень тихо. — Перкар, что, если он не пожелает?

Перкар пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он.

Апад снова припал к чаше и затем уставился на пляшущие языки пламени, может быть, надеясь отыскать там маленькую богиню Дикого Огня.

Перкар спросил Эруку:

— Ты помнишь песнь о Безумном боге? О том, как Горный бог сошел с вершин и сожрал людей?

Эрука прочистил горло.

• Я спустился с гор высоких,
• Я пришел через отроги.
• Шел в деревни через горы —
• К дамакутам, людям гордым.
• Я пришел к селеньям дымным,
• Я бродил и думал думу,
• Шел и думал — а вкусна ли
• Кровь горячая, людская?..
• Смертной крови я напился —
• Голод мой не утолился.

Эрука все пел и пел, только очень тихо, будто боялся, что кто-то может услышать. Он пел о герое Рутке, который облачился в медвежью шкуру, выдал себя за брата Безумного бога и узнал, чем его можно извести.

• Далеко, в Лесном Чертоге,
• Есть топор Лесного Бога.
• Богом-кузнецом он кован,
• Смерть богам нести готов он.

Рутка нашел топор после многих приключений и разделался с кровавым Безумным богом.

Когда песня закончилась, Апад сидел и качался. Перкар испугался, что он упадет в огонь. Он подумал, что слишком долго нет Атти и Нгангаты.

— Теперь, видишь, Перкар, их можно убить. Какое право имеет Владыка Леса указывать тебе или мне, чем мы должны или не должны владеть, мы, ируты, истинные люди, не то, что какие-то там альвы или мелкие божества. Мы, такие как Рутка. Сильные, и если бог не даст нам то, что мы хотим получить, мы все равно это возьмем. Нет разве, Перкар? Ты хороший парень, скажи, что я неправ? Ты захоти то, что хотим мы. Мы скоро станем героями, ты, Эрука и я. У нас будет все, что может пожелать вождь, даже если ему не нравится то, как мы собираемся добиться своей цели.

— А что будет с Атти и Нгангатой? — спросил Перкар.

Голова его слегка кружилась. Песня оставила ощущение гордости тем, что сам он истинный человек. Должно быть, он выпил все же больше, чем ему казалось, пока слушал Эруку.

— Герои совершают подвиги только втроем или всемером. Никогда впятером, — прорычал Апад. Он потянулся к своей чаше с воти, но, задев рукой, перевернул ее. В темноте захихикали — значит, девушки все еще подсматривали за ними. — Ха! Поглядим, что там такое. — Апад поднялся и, шатаясь, исчез в ночном мраке. Посмеиваясь, Эрука последовал за ним.

Перкар смотрел, как оба скрылись в темноте. Восторженное настроение понемногу стихло, но все же в песне Эруки что-то было, что-то важное…

Почему она ударила его по щеке? Почему назвала мальчишкой? Богов можно убить. И если Безумный бог мог умереть, значит, и Бог-Река тоже смертный. Конечно же, это так и есть, люди об этом знали. В доме Владыки Леса, несомненно, хранятся какие-то вещи, с помощью которых можно убивать богов.

Небо постепенно очистилось, и Перкар подумал, что завтра будет хороший день. Не без усилия он встал на ноги и двинулся по пустырю. Проходя мимо сторожевой башни, он помахал рукой стражнику и прошел за ворота.

— Поздновато, — сказал часовой. — Я скоро закрою ворота.

— Не хочу пачкать хозяйский двор, — объяснил Перкар.

Темная фигура стражника, маячившая на башне, как показалось Перкару, кивнула. Он спустился с холма и облегчился на сырой от ночной росы траве. Потом он еще немного прошел вперед к вытянутой в ряд полосе ив, где, он полагал, должна была быть речка.

— Куда же ты течешь, бог или богиня? — спросил он шепотом, но речка — или правильнее было бы сказать, ручей — ничего не ответила. Подумав, Перкар решил, что он знает. Они сейчас были в долине, соседней с их долиной. И этот ручей рано или поздно должен был попасть на отцовское пастбище. Голова у Перкара шла кругом, тепло от выпитого воти поднималось вверх от живота. Как послать ей весточку, чтобы она узнала, что он здесь? Узнала о том, что он задумал. И какое жертвоприношение он ей готовит.

Он догадался, как лучше всего поступить. Вытащив маленький ножик, которым он обычно пользовался, когда вырезал шнурки из кожи, он сделал надрез сверху на руке. Надрез получился глубже, чем он хотел — виновато все то же воти! — но это его не очень огорчило, так как рана была сверху. Он промыл ее в ручье, пустив в него свою кровь. Она чувствует кровь, и она узнает, что он здесь.