Дети Великой Реки

• Я — юный, росток слабый,
• Склонюсь перед ветром славным,
• Который пришел с Человеком
• И Ракой зовется от века.
• И скажет мне ветер, вздыхая:
• «О, юный, тебя я знаю…»

Перкар прошептал эту маленькую песенку, которой научил его изготовитель лука; она должна была помочь стреле долететь.

Олень отпрянул и пустился бежать. Перкар, задыхаясь, отпустил тетиву и пустил стрелу. Стрела просвистела в воздухе и проткнула несколько листьев, а оленя только и видели.

Тут же к нему подошел стонущий от досады Эрука.

— А я-то думал, ты охотился раньше.

— Я охотился, — сказал Перкар, — но верхом на коне и с охотничьими псами, которые преследовали дичь. У меня был не лук, а копье. Охотиться приходилось больше на кабанов, чем на оленей.

— Да и мне тоже, — невесело улыбнувшись, признал Эрука. — Но я думал, пешему охотиться не так уж трудно.

Перкар фыркнул.

— Удивительно, что нам удалось наткнуться на оленя. Другого мы навряд ли встретим.

— Ах, если бы я был таким же великим бардом, как Иру Анту, — вздохнул Эрука. — Он умел сочинять песни разных животных и вещей и подчинять духов своей воле. Я зачаровал бы оленя, заставил бы его стоять смирно, пока мы не убьем его.

— Прошлой ночью ты хвастался, что обладаешь такой способностью, — напомнил ему Перкар.

Эрука усмехнулся.

— Это воти говорило за меня. Я сочинил несколько таких песен. Но этого мало. Нужно знать изначальные песенки, прежде чем менять их. А я не знаю ни одной песни об оленях.

— А о кроликах? Или лосях?

— Нет, не знаю, — признался Эрука.

Перкар мрачно кивнул:

— Что ж, тогда мы возвратимся с пустыми руками.

— Именно так, — согласился его спутник.

Но не они одни вернулись без дичи: Ападу тоже не улыбнулось охотничье счастье. Но Нгангата и Атти свежевали подвешенного за задние ноги великолепного оленя; Атти успел принести оленью кровь в жертву Владыке Леса, а также богу Оленей.

— Отличный выстрел, — сказал Эрука Атти.

Атти пожал плечами:

— Его убил Нгангата, а я только помог ему нести оленя.

— Не все ли равно, — сказал Перкар. — Хорошо, что кто-то приносит свежее мясо. Еще день без хлеба…

— Кстати, как давно мы не ели хлеба? — спросил Апад, указывая на простирающийся вокруг лес. — Дней шесть минуло, как последняя дамакута осталась позади.

— Завтра будет уже семь дней, — сказал Атти, — а послезавтра — восемь. Это тебе не увеселительная прогулка по пастбищу, Апад.

— Мне это известно, — раздраженно ответил Апад. — мне только хотелось бы знать, как долго нам еще ехать.

Атти посмотрел на Нгангату. Тот тяжелым взглядом смерил Апада.

— Дней восемь-девять, в зависимости от погоды, — сказал он.

— Скоро ли мы доберемся до земель твоих родичей? — спросил Апад. Произнося слово «родичи», он не мог сдержать слабой усмешки.

— Альвы не считают меня своим родичем, — возразил Нгангата. — А на их землях мы уже пять дней.

— Пять дней? Где же альвы?

Нгангата пожал плечами.

— Если бы они были здесь, поблизости, то обязательно подошли бы к нам. Но последние знаки, замеченные мною, оставлены довольно давно.

— Знаки? Что за знаки?

— Следы, инструменты, несколько хижин.

Апад нахмурился.

— Я ничего не заметил.

Нгангата равнодушно пожал плечами.

— Да, ты ничего не заметил.

— Что ты хочешь этим сказать? — крикнул Апад.

— Ничего. Я всего лишь повторил твои же слова, — спокойно ответил Нгангата.

Апад нахмурился. Уперев ладони о бедра, он склонился над окровавленной оленьей тушей и принялся пристально изучать ее.

— Ты, наверное, разговаривал с ними, пока мы спали? Это они убили для тебя оленя?

Нгангата прекратил свежевать тушу и некоторое время смотрел себе под ноги. Потом он вытащил лук и натянул тетиву.

— Что ты собираешься делать? — спросил Апад. — Это не оружие для мужчины.

Апад старался говорить небрежно, но Перкар видел, напряглись его мускулы, а рука потянулась к мечу. Апад боялся Нгангату. И возможно, не напрасно. Воин не стал бы стрелять в него, повинуясь вспышке гнева, а вызвал бы на честный поединок. Но кто может поручиться за эту тварь, которая даже родни не имеет?

— Это не оружие воина, — согласился Нгангата. — Но я не воин. — С этими словами он положил стрелу с черным оперением на тетиву — и движения его были так легки, словно он исполнял самое обычное, каждодневное дело. Лук согнулся и запел, и вместе с ним согнулся и стрелок, который представлял со своим орудием как бы единое целое. Перкар не понимал, почему у Нгангаты это получается так красиво, у него самого так ни за что бы не получилось.