Сладострастие бытия

Деньги, вырученные от продажи часов, кончились за две недели. И теперь она ела один раз в день, ничего не платя.

Не дожидаясь заказа, официант поставил на стол перед ней ее обычный обед: вареные стебли сельдерея, тарелку макарон с сыром, большой стакан молока – короче, дежурные блюда.

– Это графиня Санциани,– пояснил Викариа парижскому журналисту.– Одна из последних великих европейских куртизанок. Она была любовницей Д’Аннунцио, кайзера...

– Как, Санциани? Это действительно она? – сказал Огеран.– Так она еще жива? Помнится, я видел ее однажды в Париже. Она тогда была уже не молода, но как необычно выглядела! И какие про нее рассказывали истории. У нее был ужасный роман с Вильнером. А потом с некоторыми политическими деятелями, с финансистами...– Он пощелкал языком и добавил: – Но как она изменилась! Ее просто не узнать! Какая драма для такого лица!.. Когда Викариа говорит «куртизанка»,– Огеран обращался к журналисту,– он прав, но не совсем точен. В том смысле, в каком мы обычно воспринимаем куртизанок. Я хочу сказать... не в том роде, как Лиана де Пуги на площади Перейры... Понимаете... Это скорее... Вандомская площадь.

– Она живет в моем отеле, на одном со мной этаже,– вставил Гарани.

– И вы с ней видитесь? Вы говорите с ней?

– Она ни с кем не разговаривает.

– А следовало бы вам с ней поговорить. Это же кладезь воспоминаний,– промолвил Огеран.

– Да, это может быть интересным,– согласился журналист.

Он уже придумал и подзаголовок: «В ресторанчике, где собираются звезды, графиня Санциани обедает с призраками своих знаменитых любовников».

Нино вмешался в этот разговор, наклонясь между Викариа и журналистом и фамильярно опершись на спинки их кресел.

– Вы не представляете себе, до чего эта женщина была красивой,– сказал он.– Даже когда ей исполнилось уже пятьдесят лет. Когда я увидел ее в первый раз... Я только открыл ресторан, дела мои шли не очень хорошо... она вышла из машины, желтой как солнце и занявшей всю улицу, и я подумал: «Этого не может быть, неужели эта женщина идет ко мне?» Она вошла с двумя своими борзыми в сопровождении какого-то худого господина, который, как я потом узнал, был египетским принцем. Она спросила у меня, какое фирменное блюдо подают в моем ресторане. Я ответил, что фасоль в масле. Она расхохоталась и велела мне зажарить для нее фазана. А потом она приходила сюда со всеми своими знакомыми... И можно сказать, что она создала мне репутацию. Такое не забывается. Потом она пропала. Всю войну она была за границей. А в прошлом году я вновь увидел ее... Как, однако, плохо кончают люди... И мне от этого грустно...

– Прошу прощения,– сказал, вставая, Мишель Санлис.

Сделав знак своему фотографу, он с профессиональной самоуверенностью подошел к Санциани и спросил, не согласна ли она дать ему интервью.

– Я много слышал о вас. Вы были очень известны,– добавил он.

Она пристально посмотрела на него, потом произнесла:

– Красивое лицо.

– Вы, кажется, знали Вильгельма Второго, Габриеле Д’Аннунцио... Не могли бы вы поделиться со мной некоторыми вашими воспоминаниями?

Она ответила с достоинством, встречаться с которым ему приходилось не столь уж часто:

– Моя жизнь, мсье, принадлежит только мне. И я рассказываю о ней лишь самой себе.

– А вы не подумывали написать мемуары? – продолжал настаивать молодой человек.– Уверен, что это очень бы заинтересовало мою газету. Все, что вы видели...

– Интерес представляет не то, что я видела, мсье, а то, чем я была. Моя жизнь – это не жизнь простой зрительницы.

– Конечно, мадам. Но в конце концов, столько знаменитых людей... Не могли бы вы рассказать мне хотя бы о тех, кто уже умер?

На бледном лице графини появилось выражение высокомерной снисходительности, а огромные черные глаза засверкали еще ярче.

– Никто не умер,– произнесла она,– и времени не существует. Но это известно одной лишь мне. Это моя тайна. Вам этого не понять, вы живете в мире иллюзий, это свойственно вашему возрасту. Ну что же, если хотите увидеться со мной, приходите ко мне завтра в отель «Гамильтон-хаус».

– А где это? – осведомился журналист.

– Последний дом на Пикадилли, на углу Гайд-парка... Если он завтра будет еще стоять. После этих ужасных бомбардировок!..

Она, казалось, не обратила внимания на выражение изумления, появившееся на лице молодого человека.

– Война застала меня здесь,– снова заговорила она,– и я здесь осталась. А вот война четырнадцатого года меня увлекала. Тогда я совершила великие деяния. Вот уж о чем будет интересно рассказать! Но эта война мне не интересна. Я ко всему этому испытываю...