Сладострастие бытия

Можно легко допустить, что матроны относятся к куртизанкам с ревностью и ненавистью. У куртизанок есть все, чему матроны завидуют: успех, роскошь, отсутствие монотонности существования, свобода выбора партнеров для занятия любовью. Но матронам следовало бы лучше быть признательными куртизанкам, поскольку те, сами того не осознавая, работают на благо матрон.

Ведь если законные жены освобождены сегодня от многих ограничений, если могут они пользоваться косметикой, носить тонкое белье, посещать без мужей общественные места, то этим они обязаны исключительно дамам «полусвета» начала века. Те, приняв на себя потоки оскорблений, пробили брешь в стене строгости или глупости нравов.

Каждая женщина, стоит ее только выслушать, охотно дает понять, что в глубине души является куртизанкой и что, пожелай она...

У каждого мужчины в душе есть уголок, где живет поэт. Но до Гёте им столь же далеко, как мыльной пене в тазике для стирки белья далеко до океанской пены.

На деле разграничение между матронами и куртизанками лежит в различии между отношениями к зачатию и к любви.

Древние цивилизации считали занятия наукой, искусством и любовью священными, что, собственно, является чисто человеческими ценностями. И это идет вразрез с христианской концепцией. Поскольку основоположники христианства, выдавая демографические потребности за волю Божью (эта ошибка идет из Библии), навязали Западу самую что ни на есть собачью половую мораль, призывая людей совокупляться только лишь для того, чтобы размножаться, то есть продлевать род. Реформация, отменив некоторые запреты и догмы, не сумела все-таки освободить людей от этого постулата о размножении. Буржуазия, даже не будучи верующей, воспользовалась церковью и навязанной ею моралью для сохранения своих привилегий – и только повторила эту ошибку. Сегодня мы представляем себе, что мы очень свободны и не подвластны обычаям. Но в любви мы не больше чем застенчивые, стыдливые и неловкие неучи по сравнению с древними.

Занятие любовью ради самой любви, ради получения наслаждения и достижения блаженства, которые доставляет это искусство, сохраняет для подавляющего большинства людей некий оттенок греховности, привкус запретного. Нам твердят, что ад расположен где-то в области таза. Но вот уже две тысячи лет «жрицы любви» ведут правую войну против этого ада.

Потомство, когда оно действительно желанно, пока оно не выступает как фатальная неизбежность, как действие биологического закона (а ведь человеческое существо имеет еще достаточно силы, чтобы побороть эту неизбежность), всегда является свидетельством неудовлетворенности, неумения самовыразиться, уступкой будущему. В желании продлить свой род и даже в самом согласии иметь потомство всегда есть некий оттенок капитуляции перед судьбой.

Люди, желающие иметь детей, чаще всего хотят, чтобы их потомки жили лучше, чем живут они сами, чтобы их чада смогли добиться в жизни того, чего они не добились сами, чтобы они продлили их род после их исчезновения, которое приводит их в ужас. Или же если они так не думают, то повинуются силе, которая превыше их.

Но люди, чувствующие, что сами держат в руках свою судьбу, не боящиеся смерти, не испытывают потребности к размножению.

Кстати, можно было заметить, что гений никогда не порождает гения. Рождаются от него самое большее биографы отца, участники памятных церемоний, которые получают в наследство должность потомков гения, подобно тому как получают в наследство банк или землю, не имея никакой возможности от этого отделаться. Но никогда у этих детей не случалось чего-то вроде совпадения способностей, характера и обстоятельств, которое позволяет сотворить великое произведение, сделать великое открытие или совершить великое путешествие.

В Византии членов императорской семьи кастрировали, когда исключительные способности выводили их на высокие посты в государстве, для того чтобы не было путаницы между их личным престижем и естественной обязанностью являться воплощением идеи Империи. И они становились стерильными, но отнюдь не слабыми. Это имело место в первые века христианства и происходило с одобрения епископов, но церковь про это забыла.

Кажется, что род людской поступает так, что, с одной стороны, через максимальное число своих членов он постоянно размножается с целью постоянного улучшения своего положения, все более полного удовлетворения своих желаний, необозримого расширения своего владычества, а с другой стороны, в рамках каждого поколения в ограниченном числе индивидуумов он демонстрирует этапы своего восхождения и подводит итоги последовательного воплощения в жизнь своей цели и, соответственно, свои успехи.