Сладострастие бытия

– Вы ведь педераст, не так ли?

Он вздрогнул, как будто его ударили в живот. Это она сказала уже не Тозио, а именно ему. Как она догадалась... как она только посмела сказать ему это? Не такая уж она, оказывается, безумная.

– Я в этих вопросах никогда не ошибаюсь,– добавила она.– Мужчины ведут себя со мной совершенно по-другому.

И с залитыми атропином глазами снова направилась к двери.

– Синьора графиня, вы забыли вашу перчатку,– сказал нотариус, кончиками пальцев извлекая безжизненную лапу из-под вороха листков выдуманного завещания.

Глава II

Вслед ей оборачивались, но никто не смеялся.

Есть «бывшие», чей вид внушает жалость, есть и такие, что вызывают насмешки толпы или же просто отвращение. А эта старуха вызывала нечто вроде восхищения.

И люди замедляли свой шаг или обрывали себя на полуслове для того, чтобы проводить взглядом этот необычный труп, удалявшийся по улице Корсо походкой усталой королевы.

Не обращая внимания ни на что: ни на прохожих, ни на рев моторов машин, ни на взрывы выхлопных труб, ни на красные огни светофоров. Этой высокой женщине с белым лицом, казалось, были безразличны и сам тротуар, по которому она шла, и теплое весеннее солнце. Она шла прямо, не мигая глядя перед собой, будто проклятие сделало ее бессмертной.

Необычная бледность придавала ее облику оттенок чего-то сверхъестественного и мифического.

Вся в черном, в шляпе, перчатках и с окантовкой платья из меха пантеры, она, казалось, поднялась из древнегреческого захоронения или была персонажем неизвестной легенды, осужденным вечно носить на земле траур и трофеи некоего полубожества.

Прохожий, шедший в одном с ней направлении, услышал, как она размышляла вслух про нотариуса:

– ...я этого маленького нотариуса. Стоит мне только туда вернуться, и я увижу Тозио. Но нет, никогда я больше не пойду ни к какому нотариусу...

Прохожий посторонился. Она проходила мимо витрины магазина цветов и остановилась, как будто увидела что-то за венками из гладиолусов и роз, на лепестках которых сверкали капельки воды. Затем она вошла в магазинчик.

– Я хочу, чтобы вы отправили ко мне эти цветы,– сказала она продавщице, указав на туберозы, которыми была наполнена высокая металлическая ваза.– В «Альберго ди Спанья», графине Санциани.

– Сколько цветов я должна туда отправить, синьора? – спросила продавщица.

– Все.

– Но там их тридцать штук, синьора,– напомнила цветочница, внимательно разглядывая одежду Санциани.

– Так что же, отправьте все тридцать.

– А кто за них заплатит?

– Портье.

Она вышла. Продавщица, следившая за ней через стекло витрины, увидела, как та сначала смешалась с толпой, а потом вдруг резко вернулась к витрине и посмотрела на магазинчик как-то неуверенно, подняв глаза, как бы не решаясь узнать его.

– Это у вас я только что заказала цветы? – спросила Санциани.

– Да, синьора.

Престарелая дама крикнула внутрь магазинчика:

– Фальстаф, иди сюда, сокровище мое!

После чего, не услышав никакого ответа, спросила:

– А разве я не оставила у вас мою борзую?

– О нет, синьора, вы были без собаки.

– М-да... возможно,– пробормотала она.

– Вы дали мне адрес: отель «Ди Спанья», это верно? – уточнила продавщица цветов.

Тонкие губы Санциани растянулись в рассеянной улыбке.

– Отель «Ди Спанья»...– прошептала она.– Да, все верно.

Она еще раз взглянула на фасад магазинчика.

– Странно,– произнесла она.– Мне казалось, что ваш фасад белого цвета. Я бы не смогла вас найти.

И затем продолжила свой путь и повернула на улицу Кондотти.

По дороге она продолжала свой внутренний монолог, отрывки которого время от времени слетали с ее губ.

Вышедшая из магазина по продаже изделий из сафьяна молодая женщина в белом шелковом платье, на лице которой было столь часто встречающееся у римской знати выражение скуки и абсолютного отсутствия всякой мысли, услышала, как этот высокий труп в шляпе сказал сам себе:

– Все всегда глядели на меня, когда я шла по улице. Я всегда была очень красива.

Немного дальше уличный фотограф, делавший вид, что снимает всех прохожих подряд для того, чтобы затем навязать им свой рекламный проспект, услышал, когда Санциани поравнялась с ним:

– Фальстаф... Почему они все хотят уверить меня в том, что он мертв?

И она прошла дальше, оставляя позади себя шлейф удивления, беспокойства и смущения.

В конце улицы, как бы уходя в небо, возвышалось здание церкви Сан Тринита деи Монти, а две ее колокольни, словно два поднятых для благословения пальца, парили над знаменитой лестницей, над лотками цветов, стоявшими на ее ступеньках, и над шумом стареньких зеленых такси, ползавших вокруг фонтана «Лодка» работы скульптора Бернини.