Гламорама

— Ну и что тут такого? Какие-то люди едят икру с недовольными мордами. — Он пожимает плечами: — Бывает.

— Феликс, но я не ел икру с этими людьми, — говорю я. — И тем не менее эта фотография су-су-существует.

Я уже начал заикаться.

— Ну и что ты этим хочешь сказать? — вздыхает Феликс. — Боже мой, как я от всего устал.

— Здесь все неправильно, — ору я, уже ничего не соображая. — Это не та пара, с которой я ужинал вчера. Эти люди — не Уоллисы. Ты понимаешь, Феликс? Я-не-зна-ю-э-тих-лю-дей.

— Но это же фотография, Виктор, — говорит Феликс. — И на ней есть ты.

— Да, это я, — говорю я. — Но кто эти люди, Феликс? — Чтобы он меня лучше понял, я тыкаю пальцем в фотографию. — Что же это такое происходит? Что за чертовщина?

— Молодость, молодость! — вздыхает он.

— При чем здесь молодость, Феликс? При чем?— спрашиваю я, оглядываясь по сторонам. — На этой чертовой посудине нет ни одного человека моложе шестидесяти.

Феликс делает бармену знак налить еще один бокал.

— Феликс, — говорю я тихо. — Мне страшно.

— Я вижу, но почему?

— Причин хватает, — шепчу я.

— Жизнь нельзя прожить без проблем.

— Знаю, знаю, нет радости без горя и все такое — черт побери, Феликс, заткнись на хрен и посмотри наконец на это гребаное фото!

Поднеся фотографию к носу, Феликс слегка оживляется, а в баре дымно и темно, и пианист продолжает исполнять заунывную версию «Все, что угодно», в то время как толпа статистов, изображающих наклюкавшихся бабулек, крупье и персонал заведения восторженно слушают, а я сосредотачиваюсь на тишине, окутывающей эту музыку и обратить на себя внимание бармена.

— Это фальсификация, — говорит Феликс, прочищая горло.

— Откуда ты знаешь?

— Ты должен был бы видеть лицо вот этой девушки. Он показывает на Марину.

— Да, но я думал, что она повернулась, когда сработала вспышка.

— Нет, — говорит Феликс. — Она не повернулась.

— Откуда ты знаешь?

— Это видно по положению ее шеи. Смотри — Феликс проводит кончиком пальца по горлу Марины. — Исходя из положения ее шеи видно, что она смотрела в камеру. Чье-то другое лицо было — как это говорится? — напечатано двойной экспозицией поверх лица этой девушки.

Феликс замолкает, затем переводит взгляд на Уоллисов.

— Полагаю, что нечто подобное было проделано и с этой парой, — говорит он, наморщив лоб. — Причем работа довольно грубая.

Вздохнув, он кладет фотографию обратно на стойку:

— Впрочем, кто знает? Может, ты был просто очень пьян, захотел со всеми подружиться и сел не за тот столик?

Я мотаю головой.

— Я никогда не сидел вместе с этими людьми, — говорю я. — Посмотри, какая прическа у этой женщины.

Я заказываю бармену водку «Absolut» с клюквенным соком («И обязательно добавить лайма!» — подчеркиваю я.), и когда он мне ее приносит, я опрокидываю бокал залпом, но желанное расслабление так и не приходит.

— Может, мне просто потрахаться нужно, — вздыхаю я.

Феликс принимается хихикать.

— Потрахаться-то тебе придется, — хихикает он. — Еще как придется.

— Умоляю тебя, перестань хихикать, Феликс.

— Ты что, не читал новый сценарий, — спрашивает он.

— По-моему, в сценарий постоянно вносят изменения, Феликс, — говорю я. — А я на это вовсе не подписывался.

— Похоже, что ты совершенно не привык к разочарованиям, Виктор. Я угадал?

— Похоже, что-то случилось с этой девушкой, — говорю я уныло. — Ну, с Мариной.

— Ты думаешь, что вышла ошибка? — спрашивает Феликс, отпивая большой глоток бренди и ставя бокал в ряд с пустыми бокалами. — Случается, что люди просто слишком много знают.

— Мне показалось… мне показалось, что там — Боже мой! — произошел какой-то несчастный случай, и…

У меня перехватывает голос.

Я смотрю на пианиста, на статистов, сидящих за столами и на скамейках и задумчиво кивающих в такт музыке.

— И потом никто не снимал трубку — о Боже мой!

— Тебе следует сменить образ жизни на более гармоничный и плодотворный.

— Я на обложке журнала «Youth Quake»! — восклицаю я. — Ради всего святого, о чем ты таком болтаешь?

— Может быть, одно с другим все же никак не связано?

— Хорошо, тогда скажи мне, что я упрямый осел, — настаиваю я. — Скажи мне, что это не «показатель успеха». Феликс, не бойся, я все пойму и прощу!

— Я знаю, знаю, — говорит Феликс участливым тоном, затягиваясь сигаретой. — Невыносимая ситуация, верно?