— Значит, тогда это не он. Не Сэм Хо.
Кратер наклоняется к Палакону и тыкает ручкой в какую-то запись в папке, которую тот держит на коленях. Палакон раздраженно кивает. Я начинаю нервничать и ерзать на стуле.
— Они умеют подделывать фотографии, — сообщаю я. — Я буквально вчера видел, как Бентли Харольдс это делает. Они постоянно фабрикуют…
— Мистер Вард, эти фотографии были подвергнуты тщательному исследованию в компетентной лаборатории, и они являются на сто процентов подлинными.
— Откуда вы знаете? — выкрикиваю я.
— У нас есть негативы, — парирует Палакон.
Пауза.
— А негативы что, нельзя подделать? — спрашиваю я.
— Негативы не были подделаны, мистер Вард.
— Но тогда… тогда кто этот парень? — спрашиваю я, ерзая в кресле, растираю руки, а затем с трудом шевелю пальцами.
— Стойте, погодите-ка минутку! — говорю я, всплескивая руками. — Ребята, ребята, погодите-ка минутку!
— Да, мистер Вард, — говорит Палакон.
— А это… это все настоящее?
Я осматриваю комнату в поисках камеры, осветительных приборов и других несомненных признаков присутствия съемочной группы, которая, возможно, в настоящий момент прячется за дверью в соседней комнате и снимает происходящее через отверстия в малиново-черных стенах, прорезанные в стратегических точках.
— Что вы имеете в виду, мистер Вард? — спрашивает Палакон. — В каком смысле «настоящее»?
— Ну, я хотел сказать, может быть, это все кино? — разъясняю я, вертясь на стуле. — Может быть, нас сейчас снимают?
— Нет, мистер Вард, — вежливо отвечает Палакон. — Это не кино, и вас никто не снимает.
Кратер и Дельта бросают на меня непонимающие взгляды.
Японец слегка наклоняется вперед, но не настолько, чтобы я смог разглядеть его лицо.
— Но… я… — я гляжу на фотографию Сэма Хо, — я… не…
Я начинаю тяжело дышать, и спертый, холодный воздух в комнате обжигает мне легкие.
— Они… послушайте, они… я думаю, они делают двойников. То есть я не знаю, как они их делают, но… но они их делают. Это не Сэм Хо… это кто-то другой… то есть я хочу сказать, Палакон, что они где-то находят двойников.
— Палакон! — внезапно говорит Кратер. В тоне его голоса слышится предупреждение.
Палакон озадаченно смотрит на меня.
Я роюсь в кармане в поисках таблетки ксанакса и пытаюсь устроиться поудобнее, чтобы у меня не затекали руки и ноги. Я позволяю Расселу поднести огонь к сигарете, которую кто-то мне сунул в рот, но дым отвратителен на вкус, и сигарета выпадает у меня изо рта и падает на пол, зашипев в лужице талой воды, образовавшейся там, где растаял лед.
Дельта протягивает руку за чашкой кофе.
Мне вручают еще одну фотографию.
Марина Гибсон. Простая цветная фотокарточка 8x10, не очень качественно отпечатанная.
— Это та самая девушка, с которой я познакомился на «Королеве Елизавете II», — отвечаю я. — Где она? Что с ней случилось? Когда была сделана эта фотография? — И затем, уже спокойнее: — С ней все в порядке?
Палакон делает небольшую паузу, а затем сообщает:
— Мы полагаем, что она погибла.
Срывающимся голосом я спрашиваю:
— Почему? Откуда вам это известно?
— Мистер Джонсон, — говорит Кратер, наклоняясь ко мне, — мы подозреваем, что эта женщина была послана, чтобы предупредить вас.
— Подождите, — говорю я, чувствуя, что фотография вот-вот выпадет у меня из пальцев. — Послана, чтобы предупредить меня? Предупредить о чем? Подождите минуточку, Господи Боже, подождите…
— Вот это-то мы и пытаемся понять, мистер Джонсон, — говорит Дельта.
Палакон наклоняется к видеомагнитофону и нажимает на воспроизведение. Съемки с ручной видеокамеры, но на удивление профессиональные. Мы на борту «Королевы Елизаветы II». Актриса, играющая роль Лорри Уоллис, прислоняется к ограждению, изображает смущение, откидывает голову назад и рассматривает океан с улыбкой на лице, адресованной оператору, но оператор тут же переводит объектив на Марину, растянувшуюся в шезлонге в коротких штанишках под леопарда, белой полупрозрачной коротенькой блузке и в огромных, в пол-лица, темных очках в роговой оправе.
— Это она, — говорю я. — Девушка, с которой я познакомился на корабле. Откуда у вас эта кассета? Эта та самая девушка, с которой я собирался поехать в Париж.
Палакон снова делает паузу, делая вид, что сверяется со своей папкой, и затем вновь произносит ту же самую полную безнадежности фразу: