Суббота

На ней темно-зеленое кожаное пальто нараспашку. В правой руке — меховая шапка-ушанка. Серые кожаные сапоги до колен, темно-серая шерстяная юбка, свободный черный свитер, белый шелковый шарф. На аксессуары парижский шик не распространяется — старый студенческий рюкзачок скромно приткнулся у ног. Генри все еще держит ее за плечи, пытаясь понять, что изменилось за шесть месяцев. Незнакомые духи… пожалуй, чуть пополнела… что-то взрослое в глазах — или вокруг глаз… тонкие черты стали чуть жестче. Теперь большая часть ее жизни для него загадка. Порой он спрашивает себя, знает ли Розалинд о дочери что-то такое, чего не знает он.

Под его пристальным взглядом Дейзи улыбается все шире, наконец смеется:

— Ну, доктор, говорите начистоту! Я превращаюсь в старую каргу — так?

— Ты чудесно выглядишь. Только, по-моему, какая-то слишком взрослая.

— Не беспокойся, здесь я быстро впаду в детство. — Бросив взгляд в сторону гостиной, она спрашивает беззвучным шепотом: — Дедушка здесь?

— Еще нет.

Высвободившись из рук отца, она, в свою очередь, обнимает его за плечи и целует в нос.

— Я тебя люблю! И очень рада, что вернулась домой.

— Я тоже тебя люблю.

Что-то еще изменилось в ней. Теперь она не просто «хорошенькая девушка» — она настоящая красавица, и еще — это он понимает по глазам — она чем-то озабочена. Может быть, безответная любовь? Но Пероун гонит от себя эту мысль. Что бы там ни было, первой об этом узнает Розалинд.

На несколько секунд воцаряется неловкое молчание, обычное после бурных приветствий: многое нужно сказать друг другу и, чтобы продолжить разговор, необходимо вернуться к обыденности. Дейзи оглядывается вокруг себя, снимает пальто. От этого движения в воздухе снова плывет запах незнакомых духов. Подарок от любовника. Нет, пора наконец покончить с этими навязчивыми мыслями. Разумеется, у нее есть любовники, это естественно. Ему было бы легче, если бы в ее стихах было поменьше откровений, она не просто воспевает буйную страсть, там фигурируют и вечные поиски новизны, и смятые чужие постели, покинутые на рассвете, и возвращение домой по пустынным парижским улицам, утренняя чистота которых служит ей неиссякаемым источником метафор. Об очищении, о возможности начать все заново шла речь и в премированном стихотворении про стиральную машину. Да, Пероун много слышал о двойных стандартах — но разве некоторые прогрессивно настроенные женщины не склоняются сейчас к мысли о пользе воздержания? И неужели только глупость, присущая отцам, заставляет его опасаться, что девушка, раздающая себя направо и налево, рано или поздно свяжется с неудачником, наркоманом, психом? Или, может быть, тут очередная «проблема отношения», вызванная его собственной ущербностью в этой сфере, отсутствием авантюрного духа?

— Боже мой, я и забыла, как здесь просторно!

Запрокинув голову, она смотрит на люстру, нависающую над ними, на высоте третьего этажа. Пероун берет пальто у нее из рук, но тут же со смехом возвращает.

— Что это я? — говорит он. — Ты же дома. Сама повесишь.

Она идет за ним в кухню и, когда он поворачивается к ней с бокалом, снова обнимает его; затем, вприпрыжку, бежит в столовую, а оттуда в оранжерею.

— Как же здесь здорово! — кричит она оттуда. — Ты только взгляни на эту пальму! Я ее обожаю! О чем я только думала, почему не приехала раньше?

— Вот и мне интересно.

Пальма растет там уже девять лет. Никогда прежде Генри не видел свою дочь в таком настроении. Она бросается к нему, раскинув руки, словно канатоходец, — в мыльных операх героини так сообщают хорошие новости. Еще, чего доброго, запляшет вокруг него с дурацкой песней! Он берет из буфета два бокала, достает из морозилки бутылку шампанского и открывает ее.

— Вот, — говорит он. — Думаю, можно не ждать остальных.

— Я тебя люблю! — снова сообщает она, поднимая бокал.

— Добро пожаловать домой, милая.

Она отпивает — не слишком много, с облегчением замечает он. Как и прежде, едва прикасается губами к вину. Он не сводит с нее глаз, пытаясь разгадать ее настроение. Дейзи не стоит на месте, с бокалом в руках она расхаживает по кухне.

— Угадай, куда я пошла прямо со станции, — говорит она.

— Хм… В Гайд-парк?

— Ты знал! Папа, а ты почему не пошел? Там было так здорово!

— Не знаю. С утра играл в сквош, потом съездил к бабушке, потом готовил ужин. К тому же я не совсем уверен, что это правильно.