Пляж

За столиками уже сидели несколько путешественников, сонно потягивая кофе из маленьких стаканов. Один из сидевших занимал то же самое место, что и вчера вечером. Вчерашний приветливый немой (или все же наркоман?), судя по его остекленевшему взгляду, провел здесь всю ночь. Садясь за столик, я дружески улыбнулся ему, и человек кивнул мне в ответ.

Я взялся изучать меню, указанное на некогда белом листе бумаги и включавшее столько названий блюд, что я понял всю безнадежность моей затеи что-нибудь выбрать. Неожиданно меня отвлек изумительный запах. Мальчик-официант принес поднос с фруктовыми блинчиками. Он принес их для группы американцев, положив тем самым конец их добродушному спору о расписании поездов на Чиангмай.

Один из американцев заметил, как я смотрю на эти блинчики, и показал на свою тарелку:

— Банановые блинчики, — объяснил он. — Вещь что надо.

Я кивнул:

— Великолепный запах.

— А на вкус они еще лучше. Ты англичанин?

— Да.

— Давно приехал сюда?

— Вчера вечером. А ты?

— Я уже с неделю здесь, — ответил он и быстро откусил от блинчика, отводя взгляд в сторону. Я понял, что разговор окончен.

Мальчик-официант подошел к моему столу и застыл в ожидании, глядя на меня сонными глазами.

— Один банановый блинчик, пожалуйста, — сказал я, понуждаемый к принятию быстрого решения.

— Вы хотеть заказать один банана блинчик?

— Да, пожалуйста.

— Вы хотеть заказать напиток?

— Ага. Стаканчик «Кока-колы». Нет, лучше принеси «Спрайт».

— Вы хотеть один банана блинчик, один «Спрай»?

— Да.

Он направился обратно на кухню, а на меня неожиданно накатила теплая волна счастья. Солнце ярко освещало улицу. Какой-то мужчина устанавливал на тротуаре лоток для торговли пиратскими видеокассетами и укладывал их на столике рядами. Около мужчины маленькая девочка чистила и нарезала ломтиками ананасы. У нее под ножом жесткая кожура превращалась в аккуратные спирали. Позади нее девочка помладше отгоняла тряпкой мух.

Я закурил свою вторую сигарету за день, но не потому, что мне хотелось курить. Просто я почувствовал — сейчас подходящий момент.

Француженка появилась одна, без своего спутника. И без обуви. У девушки были стройные, коричневые от загара ноги, едва прикрытые короткой юбкой. Девушка грациозно пересекла площадку ресторанчика. Мы все наблюдали за ней. Немой наркоман, американцы, мальчики-официанты. Мы все смотрели, как она шла между столиками, покачивая бедрами и позванивая серебряными браслетами на запястьях. Когда она скользнула взглядом по ресторанчику, мы быстренько отвели глаза, а когда она выходила на улицу, мы посмотрели ей вслед.

После завтрака я решил прогуляться по Бангкоку или хотя бы по улицам, примыкавшим к Кхаосан. Я заплатил за еду и направился к себе в номер за деньгами — на случай, если придется взять такси.

Наверху, около лестницы, я наткнулся на старуху, которая мыла окна шваброй. Вода стекала по стеклу прямо на пол. Одежда старухи совершенно промокла. А швабра мелькала угрожающе близко к свисавшей с потолка лампочке.

— Извините, — обратился я к старухе, предварительно убедившись, что нахожусь за пределами постепенно расширявшейся на полу лужи. Старуха обернулась.

— Вода и электричество — несовместимы.

— Да, — ответила старуха. У нее были черные гнилые зубы. А может, они были желтыми, как горчица. Казалось, что у нее во рту полно ос. — Горячо-горячо. — Она специально начала тереть лампочку концом швабры. Вода на лампочке сердито зашипела, и к потолку устремилась струйка дыма.

Я вздрогнул:

— Осторожнее! Вас током убьет.

— Горячо.

— Послушайте… — Я сделал паузу, видя, что меня не поняли, а потом решил попробовать еще раз. Я оглянулся вокруг. На лестничной площадке кроме нас никого не было. — Хорошо, смотрите.

И я разыграл небольшую пантомиму. Я изобразил, как мою окно, а затем сделал вид, что попал воображаемой шваброй в лампочку. После этого я начал корчиться в судорогах от воображаемого удара током.

Она положила свою сморщенную ладонь мне на руку, чтобы прекратить мои конвульсии.

— Э-э, парень, — протянула она голосом слишком высоким, чтобы его можно было назвать подобревшим. — Это круто.

Я удивленно поднял брови. Я решил, что ослышался.

— Остынь, — добавила она. — Не напрягайся.