Пляж

Но я огорчался лишь до тех пор, пока в моей памяти еще были свежи воспоминания о Пхангане. Это продолжалось недолго. Как и в первый раз, когда я очутился на пляже, воспоминания начали притупляться. Неуклонно и быстро, так что уже через неделю для меня вновь не существовало ничего, кроме лагуны и защищавшего ее пояса скал. То есть ничего, кроме мира, снова превратившегося во что-то безликое и неопределенное.

В последнюю очередь у меня исчезло беспокойство по поводу Зефа и Сэмми. На пятую ночь по возвращении я не мог заснуть, встревоженный мыслями о том, что предпримут они вместе с таинственными немцами. Но проходили дни, никто так и не появился, поэтому я перестал чересчур беспокоиться. На следующий день после этой тревожной пятой ночи я спросил Джеда, думал ли он о Зефе и Сэмми. Джед повел руками.

— Я немного думал об этом, — ответил он. — Но по-моему, у нас все в порядке.

— Да? — спросил я, чувствуя, как гора свалилась с плеч.

— Да. Те двое идут по маршруту паломников. От тех янки так и несет путеводителем. А если я ошибаюсь, то мы, как я уже говорил, будем действовать, исходя из сложившихся обстоятельств. — Он разгладил бороду. — Знаешь, Ричард, когда-нибудь я найду одного из тех, кто сочиняет про Одинокую планету, и спрошу его: разве fucking Кхаосан — это уединенный уголок?

Я улыбнулся:

— Спросишь перед тем, как набьешь ему морду?

Он не улыбнулся мне в ответ.

«Челюсти-1»

Спустя несколько недель после плавания за рисом я проснулся из-за шума дождя, барабанившего по крыше дома. С того момента как я появился здесь, дождь шел всего три или четыре раза, и каждый раз это были обычные ливни. Теперь же разразилась настоящая тропическая гроза, даже более сильная, чем гроза на Самуе.

Несколько человек сгрудились у входа в дом, выглядывая наружу и осматривая лагерь. Вода лилась сквозь лиственный навес над лагерем толстыми струями, которые, будто лазерные лучи, проделывали в земле грязные дыры. Под одной из струй стоял Кити, верхнюю половину его тела скрывал серебряный зонт воды, веером разлетавшейся от его макушки. Я узнал его лишь по черным ногам и негромкому смеху. Багз тоже стоял на улице, наклонив голову к плечу и обратив одну щеку вверх; руки он вытянул в стороны и подставил ладони дождю.

— Воображает, что он Христос, — пробормотал чей-то голос позади меня. Я обернулся и увидел Джессе, плотного новозеландца, работавшего на огороде вместе с Кити. Джессе был одним из обитателей лагеря, с которыми мне почти не приходилось говорить, но я всегда подозревал, что именно он в первый раз подхватил мою инициативу в игре «Спокойной ночи, Джон-бой».

Я снова посмотрел на Багза и улыбнулся: в его позе действительно было что-то от благочестивого Христа. Или в самой позе, или же в блаженном выражении его лица.

— Понимаешь, о чем я? — спросил Джессе.

Я улыбнулся.

— Наверное, плотницкое занятие не прошло для него даром, — предположила стоявшая поблизости Кэсси, и мы все захихикали. Я собрался что-нибудь добавить, но Джессе подтолкнул меня локтем. На противоположном конце дома появилась Сэл, она направлялась к нам. Рядом с ней шел Грегорио, он выглядел несколько раздосадованным.

— Из-за чего задержка? — спросила, подойдя к нам, Сэл. Никто ей не ответил, и поэтому я переспросил ее:

— Задержка?

— Рыба, огород, работа — ждут.

Джессе пожал плечами:

— Под дождем на огороде особенно нечего делать, Сэл.

— Можно закрывать растения от дождя, Джессе. Можно соорудить для них навесы.

— Растениям нужен дождь.

— Такой дождь им не нужен.

Джессе снова пожал плечами.

— А ты, Ричард? С чем мы будем есть твой рис, если ты не пойдешь ловить рыбу?

— Я жду Грега.

— Грег уже готов.

— Да, — сказал Грегорио. Тут подошли Этьен и Франсуаза. — Мы готовы.

Скользя по грязи, мы побежали на пляж. Не знаю, почему мы неслись: ведь мы промокли за считанные секунды, и, в любом случае, нам предстояло провести следующие три часа в воде. Думаю, просто мы все понимали, что от нас ждут остальные, — чтобы мы справились с рыбной ловлей как можно быстрее.

Пока мы бежали, я размышлял над коротким разговором у входа в дом. Я никогда никому не говорил о том, как меня раздражает Багз, — никому, даже Кити. Это вряд ли было бы мудрым поступком, учитывая положение Багза в лагере и ничтожность моих претензий. Но после слов Джессе и Кэсси я подумал: а не испытывают ли и другие подобных чувств? Хотя не было сказано ничего плохого, Джессе и Кэсси, несомненно, испытывали раздражение, но до того момента мне и в голову не приходило, что Багз вызывает неприязнь у кого-то еще, кроме меня.