Секретарь обкома

— Батюшки! — сказала она вслух. — Утро же скоро.

У Софии Павловны была еще одна особенность. Она очень любила часы, и непременно ей нужны были самые маленькие, самые крошечные, и это понятно при ее маленькой руке. Но зачем были эти часы — неизвестно. Время для Софии Павловны мчалось со страшной скоростью. Не сообразишься подумать о чем-либо, — час пролетел. А уж если о чем подумаешь — и три промелькнут. О часах она вспоминала только тогда, когда с их помощью можно было определить лишь степень опоздания. Ничего удивительного не было в том, что Лаврентьев, зашедший на рассвете в школу, застал ее возле того же раскрытого чемодана.

— Уже встали, София Павловна! — воскликнул он радостно. — Вот вы какая! А я думал, будить придется да ждать невесть сколько. Знаете женщин…

— Я не из таких, — сказала бодро София Павловна. — Помогайте-ка чемодан уложить.

Лаврентьев быстро спихал ее добро, замкнул чемодан.

— А это, — сказал он, — этот допотопный хлам, — он взял под мышку валик с лукошком, — под сиденье сунем, ничего ему не сделается. Пошли.

— Я сейчас, — сказала София Павловна. — Надо с учительницами попрощаться и поблагодарить их за гостеприимство. Вы идите. Я догоню.

Лаврентьев терпеливо ждал возле машины минут сорок и только, когда изрядно озяб, двинулся было к школе. Но София Павловна уже вышла, веселая, подтянутая.

— Видите, как быстро! — сказала она весело.

— Да, всего тридцать секунд, — ответил он, взглянув на часы.

— Что вы? — искренне удивилась София Павловна. — Шутите, Петр Дементьевич. — Не меньше трех минут. Что вы!

— Да, да, пожалуй, — согласился он. — Совершенно верно: четыре с половиной минуты.

— Вот это так. — София Павловна стала взбираться в высокую машину-вездеход. Лаврентьев ей помогал и внутренне улыбался. Ему была очень симпатична эта маленькая, энергичная, деловая и вместе с тем до крайности неорганизованная женщина, которая иной раз могла и гору своротить, а иной раз вот даже с чемоданом не способна справиться. Его Клавдия была не такая. У той был план, был во всем порядок. Простая колхозница-огородница, в девчонках оставшаяся без родителей, вынужденная заботиться о младшей сестренке, она окончила, семилетку, она училась в вечерней школе для взрослых после того, как вышла за него замуж, она училась заочно в Тимирязевской академии, она защитила диссертацию в прошлом году. И всего за двенадцать недолгих лет. Но значит ли, что если есть такие сильные характером Клавдии, то рядом с ними плохи эти неорганизованные, но удивительно женственные, бодрые, сбивающие все строгие планы в жизни, Софии Павловны? Судя по всему, Василий Антонович, сам человек собранный, организованный, никогда бы не променял свою Соню ни на какого иного «организатора побед» в юбке. Да разве и его, Лаврентьева, хоть сколько-нибудь раздражают ералашные недостатки жены Василия Антоновича? Нисколько же. Напротив, он им только улыбается.

— Ах, — вскрикнула София Павловна, — кажется, юбку порвала. Слышали, что-то треснуло?

— Просто вы автомобиль сломали. — С нарочитой озабоченностью Лаврентьев внимательно осматривал заднее колесо.

— Не может быть! Вы снова шутите. — Но в голосе Софии Павловны все-таки слышалась некоторая тревога.

— Нет, обошлось. — Лаврентьев уселся рядом с Софией Павловной. — Видимо, и в самом деле юбка. Поехали, Сан Саныч, — сказал он шоферу. — Кажется, ничего не забыли.

Проезжая через Заборовье, останавливались два раза. Во-первых, забрали Черногуса, ожидавшего возле Дома приезжих. Во-вторых, прощались с председателем, с секретарем партийного комитета, которым избрали Лисицина, с членами нового парткома, с бригадирами, вышедшими проводить машину. В последнюю минуту откуда-то выбежал запыхавшийся Баксанов, сказал, что на днях возвращается в город, что теперь он не отвяжется от Гурия Матвеевича.

— Пора, пора вам возвращаться, — сказал Баксанову Лаврентьев. — А то вас там могут заочно свергнуть.

— Был бы дико рад, — ответил Баксанов.

Когда двинулись наконец в путь, было не только светло, но уже взошло солнце. Ослепительно сверкала вода в канавах. Точно кованные из красной меди, горели в его лучах стволы могучих сосен.

— Грачи! — воскликнул Лаврентьев, заметив черных птиц на подтаявшем, осевшем мартовском снегу. — Все в порядке, весна, значит.

Софии Павловне захотелось спать. Она склонилась к плечу Лаврентьева, попыталась вздремнуть. Но сильный толчок подбросил ее на сиденье. Спать при такой дороге было нельзя.