Секретарь обкома

Руки Федора Федоровича Кузина, неторопливые, спокойные, наводили Василия Антоновича на мысль о том, что нет дела, которое бы они не смогли сделать. Василий Антонович этого не знал, но он не ошибался в своих предположениях. Кузин лепил из глины фигурки людей и зверушек, он резал по дереву кружевные орнаменты, он расписывал шкатулки не хуже палешан, он мог починить часы, мог разобраться в моторе автомобиля, мог зерновую сеялку наладить так, что она высевала мелкие семена моркови, мог переносить пыльцу с цветка на цветок и получать неслыханные гибриды растений. Такие люди с пальцами шероховатыми и твердыми, как железо, подковывали блох, делали птичьи крылья для полета с кремлевских башен, на весельных лодках ходили через Черное море к Царьграду, мечами харалуж-ными рубили тевтонских рыцарей у Вороньего камня на чудском хрупком льду.

— Уж это ваше дело, партийное, Василий Антонович, — говорил Кузин, заклеивая цигарку. — Поворачивать мозги к науке, к правильной агротехнике, к самостоятельному рассуждению.

Станция была в шести километрах от Старго-рода, строения и поля ее раскинулись на берегу красивого озера. Место было отличное, воздух хороший. Лаврентьевы жили здесь в отдельном домике. Клавдия пригласила Василия Антоновича обедать.

В доме была почти лабораторная чистота. Даже двое ребятишек — девятилетний Мишка и шестилетняя Люська — не могли ее нарушить. За ними присматривала строгая старая няня.

За обедом разговор шел все о том же — о предстоявшем весеннем севе, уже местами начавшемся, об урожайности, о механизации сельского хозяйства.

— Вам всем правильно Центральный Комитет внушает, — сказала Клавдия, разливая суп по тарелкам. — Конечно, тяжелая промышленность — основа основ, это каждый из нас еще со школьной скамьи знает. Но и сельское хозяйство не меньшая основа основ. Не будет хлеба у металлургов — и металлургия не пойдет. Дорогой Василий Антонович и дорогой Петр Дементьевич, если вы хотите быть настоящими политиками, никогда не ослабляйте внимания к сельскому хозяйству.

Василий Антонович давно заметил, что Клавдия называет Лаврентьева всегда по имени-отчеству: Петр Дементьевич, не применяя никаких уменьшительных. В этом было что-то немножко приподнятое, торжественное.

— Есть, Клавдия Михайловна, — ответил он по-военному четко. — Есть не ослаблять внимания к сельскому хозяйству.

Разговор зашел об успехах высокогорцев, об Артамонове. Клавдия выслушала все, что говорилось о нем, заметила:

— Не знаю почему, но я не очень симпатизирую вашему Артамонову.

— Как «не знаю почему»? — Лаврентьев рассмеялся. — Потому, конечно, что не твой муж на его месте. Разве ты можешь допустить мысль о том, что кто-то способен сделать какое-либо дело лучше твоего мужа!

— Ты шутишь, Петр Дементьевич. А я всерьез говорю. Мне непонятно, как можно за один год выполнить три годовых плана. Или план никуда не годился, был до крайности занижен. Или тут вранье. А если нет вранья, значит, разоряют они область. Ты же сам говорил, что из Высокогорья к вам за кормами ездят. А что это такое?..

Мужчины молчали, доедая суп.

Когда Василий Антонович и Лаврентьев возвратились в Старгород, было уже около четырех. Воробьев сказал Василию Антоновичу:

— Инженер Лебедев и колхозница Морошкина из «Озёр» ждут с двух часов, как вы им и назначили.

Василий Антонович поморщился от досады.

— Ах, черт!

Он терпеть не мог неточности — ни чужой, ни своей.

— Ну как же ты мне не напомнил, Илья Семенович, не позвонил? Заговорился я там… Вот видишь, что получается! Разве можно читать людям мораль, если сам ты не аккуратен? Ну пусть еще обождут минутку. Займи их, пожалуйста.

Он принялся ходить по кабинету, обдумывая предстоящий разговор. На его имя поступило письмо от жены Лебедева о том, что он ушел от нее, бросив двоих детей; правда, выяснилось, «что одному из этих детей двадцать лет, второй, девушке, — восемнадцать, что первый работает на заводе и учится в вечернем институте, а вторая заканчивает техникум. Но факт фактом: детей бросил, от жены, с которой прошил двадцать один год, ушел. И куда ушел? В колхоз «Озёры», к заведующей молочно-товарной фермой Наталье Морошкиной. Что тут делать? Сам он отличный инженер, отличный общественник, по своему почину занялся механизацией животноводства не только в колхозе «Озёры», но и в других колхозах сельсовета. Его хвалят, дают о нем самые хорошие отзывы. Никак о таком не скажешь: морально разложился. А Морошкина? Одна из главных героинь области. У нее учатся вести молочно-товар-ное хозяйство, сохранять молодняк. Но вот письмо жены Лебедева, вот оно лежит на столе… Несколько дней назад Василий Антонович приглашал эту женщину в обком, беседовал с ней. Плачет. Семья разбита. Жалко ее. Ребята большие, ужене пропадут. Но она, она… Что найдет на сорок третьем году жизни? Какое новое счастье?