194  

Юлии нестерпимо захотелось потянуться к нему, поцеловать его в закрытые, спящие глаза. Вот же он рядом, совсем рядом, возле. Ну почему этого нельзя; почему?

Но почему-то все-таки было нельзя. Она долго всматривалась в его лицо. Затем тихо поднялась, взяла с полу туфли и, не надевая их, пошла к дверям. Стараясь делать все, как можно тише, откинула щеколду и, вновь прикрыв за собой дверь, выскользнула на воздух. Воздух был свежий, озеро шумело, солнце поднялось над ним довольно высоко. Юлия взглянула на часы, но они остановились — забыла завести с вечера.

Лодок на берегу было совсем мало. Где-то далеко в озере они мелькали черными точками. Хорошо, что рыбакам перед выходом на лов не понадобилось заходить в избушку. Вот было бы дело: неожиданные ночлежники!

Юлия сняла чулки и вошла, в воду. Вода была холодная. Но она все же вымыла руки, освежила лицо. Не было зеркальца, чтобы выяснить, как выглядит она после необычной ночевки. Расчесала пальцами волосы, вновь надела чулки и туфли, вернуласв в избушку. Владычин все еще спал. Подошла, нагнулась над ним, стараясь на его часах увидеть, сколько же времени. Он открыл глаза.

— В чем дело? — сказал строго. Но тотчас веб понял. — Юлия Павловна! — воскликнул. — С добрым утром! — Взглянул на часы. — Стоят, черти! Забыл завести, должно быть. Ну конечно!

Юлия вновь испытала неудержимое желание обнять его, прижаться, к нему. Ведь это все так близко, так близко. Ну что ей мешает, что?

Владычин поднялся со своего ложа. На щеке его, на виске были отпечатаны ячеи и узелки сетей. Юлия засмеялась, попробовала разгладить отпечатки пальцем. Но они отошли лишь тогда, когда и Владычин умылся студеной озерной водой.

На первый пароход они опоздали и вернулись в город только к часу дня. Никто в этот день в Свердловском райкоме не знал, куда запропастился, такой всегда точный, первый секретарь. На звонки по телефону дисциплинированная секретарша отвечала: «Товарищ Владычин задерживается. Позвоните позже».

Юлия пришла в пустой дом и сразу же кинулась к зеркалу. Ей казалось, что она выглядит неважно. Но нет, лицо свежее, губы и без краски более или менее ничего. Только уж очень трепаная. И очень хотелось есть.

Она поставила чайник на плиту, достала из холодильника припасы, сидела на кухне, ела бутерброды, запивала чаем. Ей предстоял не очень-то приятный вечерок. Она ясно представляла себе подчеркнутое безразличие Сони, слышала многозначительное покашливание Василия Антоновича. Как ни крутись, а объяснять ночное отсутствие придется. И правду не скажешь, и первой попавшейся чушью не отделаешься. Ох, трудно. Лучше уж прийти как можно позже, когда они будут спать. Все-таки не сегодня, а завтра состоится этот разговор. Может быть, к завтраму острота немножко пройдет?

46

Баксанов оставил свой помятый «москвичишко» во дворе гостиницы, под навесом. Двойной номер ему и поэту Залесскому был уже приготовлен, — они звонили об этом заранее из Старгорода.

Ответственный секретарь старгородского отделения Союза писателей и его заместитель приехали в Высокогорск для того, чтобы встретиться с Птушковым. Писательскую организацию волновал и беспокоил поступок молодого поэта. Уроженец Старгорода, всю свою, пока что, правда, недолгую, жизнь проживший в Старгороде, учившийся в Старгороде, начавший писать в Старгороде, — почему он удрал в Высокогорск? «Древний сказ»? Но ведь это же дело его совести. Если он считает для себя возможным сочинять такие сочинения, то его за это не Накажешь, с ним лишь можно говорить об этом, увещевать его, взывать к его сознанию. Неужели же он испугался разговора о себе, о своем творчестве на правлении?

Или, отлично понимая, какую мерзость сочинил, он боится действий против него более суровых, чем разговоры и увещевания? Это еще хуже. И тем более в этом необходимо разобраться.

Огнев отговаривал от поездки. Нечего, мол, выяснять: уехал человек и уехал, пусть себе живет где знает; до чего же вы, дескать, товарищи дорогие, кровожадные, — не сумели воспитать юношу, а теперь жить ему не даете спокойно. Это ваша недоработка, ваш промах; не умеете смотреть широко, смотрите узко, по-групповому, по-сектантски.

Но Василий Антонович одобрил. «Правильно, — сказал он Баксанову и Залесскому, — совершенно правильно. Разберитесь поосновательней. Не думаю, что он удрал из-за опасений, так сказать, мести с нашей стороны. Может быть, ему просто стыдно и перед теми, кого он оболгал, и перед своими товарищами. Что ж, надо помочь молодому человеку преодолеть стыд, помочь вернуться к людям».

  194  
×
×