23  

Спускаясь по лестнице, Василий Антонович сказал:

— Я ее, Соня, убью. Возьму топор и прикончу.

София Павловна знала эту его манеру мрачно шутить без улыбки. В тон ему она ответила:

— Зачем же столько хлопот, Вася? Можно проще: насыплем ей в котлеты толченого стекла.

— Можно и так, — согласился он, распахивая перед нею дверцу машины.

Едва он вошел в свой обкомовский кабинет, следом за ним в дверь заглянул его помощник Воробьев.

— София Павловна у телефона.

— Вася, — торопливо проговорила в трубку взволнованная Соня. — Сегодня ночью у Гурия Матвеевича случился инфаркт. Слышишь?

— Что? У кого? — Василий Антонович не сразу сообразил, кто стоит за этим именем: Гурий Матвеевич. А когда понял, что это Черногус, по телу у него прошел озноб. Он нажал кнопку, чтобы Воробьев распорядился немедленно вызвать машину.

6

Юлия спала до часу дня. Затем перед большим зеркалом платяного шкафа в спальне Денисовых, в которое едва вместилась ее рослая, ничем не прикрытая красивая фигура, она минут пятнадцать рассматривала себя со всех сторон, обдумывала каждое движение. Следующие четверть часа заняли приемы утренней физической зарядки; ещё минут тридцать — мытье в ванне. Зато в кабинет к Александру, где тот играл с Павлушкой, Юлия вошла свежая и сверкающая.

Александр не обратил на нее никакого внимания. Он строил из кубиков гараж для Павлушкиной пожарной машины.

Юлия постояла в дверях, сказала, не то решив, не то только решая это:

— Пожалуй, я сейчас буду готовить обед. Для нас троих. Денисовы-старшие вряд ли позаботятся о своих родственниках.

— Когда же им заботиться? Они работают. А что до обеда — не стоит возиться. Мы с Павлушкой в молочный буфет сходим. Хочешь, пойдем вместе?

— В буфет! Да ещё и в молочный! — Юлия улыбалась, покачивая головой. — Какой ты ещё маленький, Шурик. Ты все грустишь, дорогой мой, да?

— Перестань, Юлия!

— Не злись. Я тебя очень-очень понимаю. — Она повернулась и ушла в свою комнату. Когда Александр и в самом деле собрался уходить с Павлушкой из дому, он заглянул к ней.

— Мы уходим.

Юлия лежала лицом в подушки.

Александр постоял-постоял, ответа не дождался и пошел, ведя Павлушку за руку. Юлию понять трудно, думалось ему. То смеется, то впадает в мрачный транс. Среднего состояния не бывает.

А Юлия, когда хлопнула дверь на лестницу, поднялась со своей тахты, приложив батистовый платочек, осушила глаза, поправила волосы, задумалась. Надо же устраивать жизнь. Рассчитывать на Василия Антоновича не приходится. Он ее не любит. И зря, и зря, между прочим. А почему не любит, Юлия знает это прекрасно. Потому что она ему нравится, он наверняка хотел бы, чтобы его «София Павловна» была такой же, как Юлия. Но в мире материального чудеса невозможны, и вот он злится.

Она достала из сумки книжечку с телефонами и адресами. Это была видавшая виды книжечка в потертой зеленой коже. Имена, фамилии, просто загадочные инициалы, адреса и номера телефонов лепились в ней, перекрывая, перечеркивая друг друга, вытесняя за пределы крохотных страничек. Никто, кроме хозяйки, не разобрался бы в этих записях. На букву «С» был записан «Григорий Иванович», на букву «Д» — «Алексей Семенович», зато под литерой «У» значилось: «массажистка». Кому не надо, тот не поймет, тот, кому надо, разберется. Григорий Иванович записан под буквой «С» потому, что это Юленькин сапожник, отлично тачающий ей туфли по самым модным парижским и римским моделям; Алексей Семенович — это доктор, потому и на букву «Д» занесен. Хороший доктор. Понимающий. А почему массажистка на букву «У»? Как не понять! Потому, что ее фамилия Устинова. Ольга Феликсовна Устинова. И все остальные своеобразности легко объяснимы. Правда, когда надо побыстрее отыскать в книжечке необходимые сведения, их просто не найдешь. Но что в записях нет порядка, это совершенно неверно. Вот, например, там, где буква «М», так и записано:. «Матрац», и следует номер телефона. Это телефон мастера, который перетягивает матрацы. Его фамилия? Да, фамилии почему-то нет.

Юлия листала страничку, за страничкой, перебирала букву за буквой. Не может быть, чтобы в Старгороде не было никого, кто помог бы ей обосноваться на местной почве. Не может быть. И все же — странички листались, а такого не было, не было и не было.

Она отправилась в кабинет Василия Антоновича, села за его стол, потрогала оба телефонных аппарата — городской и АТС обкома. Обкомовский был с белой кнопочкой, расположенной справа под никелированным диском для набора цифр. На столе, под стеклом, был разостлан большой лист с фамилиями и телефонными номерами абонентов АТС. Вот номер Василия Антоновича: 22–14, вот номер его приемной: 22–43; вот этот самый, домашний, который на столе: 44–13. Юлия вела пальцем по колонкам фамилий и цифр. Мелькнуло что-то знакомое: Сорокин! Обрадовалась на миг. Но тот Сорокин, которого знала Юлия, поэт, весельчак, организатор интересного, тот «В. Д.» — Володька, Владимир Дмитриевич, и живет он совсем не в Старгороде. А здешний — какой-то «Ш. В.». Ну, «В» — понятно. А «Ш»… Что это может означать? Шаман? Шамиль? Шатобриан?

  23  
×
×