214  

В толпе можно было видеть и совершенно лысых джентльменов в белых льняных костюмах и с тросточками в руках, и юношей, явно чувствовавших себя неловко в тугих воротничках и галстуках, и множество ребятишек – от младенцев, ползавших по ковру или сидевших на коленях у взрослых, до подростков, игравших рядом со старшими…

Она вдруг поймала на себе пристальный взгляд девочки лет двенадцати с рыжими, повязанными лентой волосами. Надо же! В Калифорнии ей никогда не доводилось видеть, чтобы девочки в таком возрасте – да и, если быть откровенной, в любом другом – носили ленты. Голову этой девчушки украшал огромный атласный бант персикового цвета.

Все разодеты как на праздник, подумалось ей. И тон бесед, прямо сказать, весьма радостный. Такое впечатление, что все эти люди собрались здесь на свадебную церемонию, хотя ей еще не приходилось бывать на таких многолюдных свадьбах.

В какой-то момент толпа вдруг расступилась, и она увидела на возвышении худощавого пожилого человека невысокого роста, одетого в костюм из легкой полосатой ткани. Он долго стоял, пристально всматриваясь внутрь гроба, потом с трудом опустился возле него на колени. Как это Элли говорила? «Я хочу, чтобы перед моим гробом стояла обитая бархатом скамеечка»? До сих пор Роуан никогда в жизни не встречала людей в таких костюмах. Видела их только в кино – в старых, мрачно-зловещих черно-белых фильмах, где скрипели опахала, орали на жердочках попугаи и Хэмфри Богарт ссорился с Сидни Гринстрит.

То, что она видела перед собой сейчас, очень походило на такие фильмы – нет, не в смысле мрачной атмосферы, а в смысле отражения времени. Она словно вновь очутилась в прошлом, в той эпохе, которая осталась навеки погребенной в земле Калифорнии, и, быть может, потому испытала вдруг ощущение внутреннего покоя – нечто схожее с тем, что испытал один из героев «Сумеречной зоны», когда, сойдя с поезда, неожиданно для себя оказался в маленьком городке, где на дворе по-прежнему неторопливо текло девятнадцатое столетие.

«У нас, в Новом Орлеане, похороны проводились по всем правилам, – вспомнились ей слова Элли. – Пожалуйста, пригласи моих друзей…»

Однако скромная, почти аскетичная церемония похорон Элли не имела ничего общего с тем, что Роуан видела сейчас. Тогда, в Калифорнии, на службе присутствовали лишь несколько друзей Элли. Худые, загорелые, они сидели на самых краешках откидных стульев в церкви и казались растерянными и словно обиженными смертью приятельницы.

– Она ведь просила не присылать цветов, – оправдывались они перед Роуан.

– Да, но мне подумалось, что будет ужасно, если их не будет вообще, – отвечала она.

Крест из нержавеющей стали… Бессмысленные, бесполезные слова, произнесенные совершенно посторонним человеком…

А здесь… Здесь повсюду были цветы. Море цветов: великолепные розы, яркие гладиолусы, лилии… И еще, и еще, и еще… Она даже не знала, как они называются. Капли воды, в которых, причудливо преломляясь, отражался свет, сияли на трепещущих лепестках и листьях. Между стульями, в нишах и в углах залов на специальных проволочных треногах стояли огромные венки, украшенные белыми лентами и бантами, на некоторых можно было прочесть написанное серебром имя: Дейрдре. Дейрдре…

И вдруг это имя – имя матери – запестрело везде. Куда бы она ни взглянула, повсюду лишь Дейрдре, Дейрдре, Дейрдре… В то время как дамы в элегантных нарядах пили белое вино из высоких бокалов, а девчушка с лентой в волосах все так же пристально разглядывала Роуан, в то время как монахиня в темном одеянии, белом головном уборе и черных чулках, склонив голову, слушала мужчину, который что-то шептал ей на ухо, и одновременно присматривала за окружившими ее маленькими девочками, во всех концах зала серебром звенел безмолвный плач: Дейрдре, Дейрдре, Дейрдре…

А цветы все несли и несли – миниатюрные деревья из проволоки, сплошь увитой папоротниками с искусно вплетенными среди них красными розами. Какой-то крупного сложения мужчина с пухлыми щеками поставил небольшой, но на редкость красивый букет почти возле самого гроба.

В воздухе витал потрясающий аромат. Элли всегда жаловалась, что в Калифорнии цветы не имеют запаха. А здесь, в небольших залах, все было буквально пропитано им – словно смесью самых изысканных духов. Да, теперь Роуан поняла, что имела в виду Элли. Здесь все было настоящим: и тепло, и влажность, и краски; здесь все становилось видимым и почти осязаемым.

  214  
×
×