128  

Монография, которую я держал в руках, являла собой типичный образчик такого стиля. Написал ее некто Виктор Сен-Сир, профессор теории кинематографа, подвизавшийся в Institut des Hautes Etudes Cinematographiques [27]. В ней было много крайне специального материала о физиологии зрения, включая математический анализ спектра частот, воспринимаемого лягушками и кошками. Там имелось несколько страниц умопомрачительных расчетов, коэффициентов отражения сетчатки глаза, интенсивности света и соотношения ширины и высоты. Работа изобиловала графиками и таблицами. Что бы ни скрывалось за словом «нейросемиология», оно не имело никакого отношения к тому критическому анализу, которому я научился у Клер. Этот труд больше походил на сухое лабораторное исследование. Я с чистой совестью мог закрыть глаза на все это как на абсолютно чуждые мне научные изыскания. Но, обнародуя свои туманные тезисы, Сен-Сир в качестве доказательства предъявил касловские методы воздействия на подсознание (а это, не забудьте, было делом моей жизни!) и к тому же рассматривал их вызывающе бесцеремонно, словно они для него были чем-то второстепенным, малозначительной частью гораздо более крупного исследования. В одном месте он даже назвал их «дешевыми трюками», применяемыми для отвода глаз, чтобы ввести в заблуждение поверхностного аналитика, — явный камень в мой огород. Что же тогда скрывалось за ними? Сен-Сир об этом не говорил. Эта монография, объяснял он, — всего лишь предварительное исследование творчества Касла; фундаментальный же и исчерпывающий аналитический труд появится в ближайшем будущем.

Несколько дней я пребывал в отчаянии. Наконец, плюнув на свою гордость, я позвонил Клер. Что она может мне рассказать о Сен-Сире? Ее ответ окончательно сразил меня. Она знала этого человека лично!

— Мы встречались сто лет назад в Синематеке, он тогда был хитрожопым маленьким пройдохой, думаю, таким и остался.

Потом их дороги пересекались только на нескольких кинофестивалях, но они не общались. Клер явно считала его слишком незначительной фигурой, не стоящей ее внимания. Да, до нее доходили слухи, что он занимается Каслом, но она даже не представляла себе, насколько серьезны его занятия. Несколько лет назад ей говорили об этом ее друзья — мы с ней приблизительно в это время и познакомились.

Я вспомнил! Французская пара в забегаловке у Мойше. Тогда-то я впервые и услышал о Касле.

— Но почему же ты не сказала мне о Сен-Сире?

— С какой стати?

— Потому что он и я… мы занимались одним узким вопросом. Ты могла догадаться, что меня интересует его работа. Это могло быть важно.

— Да не будь ты такой ученой мышью. То, что делает Виктор, не может быть важным. Сплошная претенциозность. И потом я никогда не верила, что он может родить что-нибудь. Он не из той породы. Он не публикуется — он выставляет себя перед восторженными учениками, которые не понимают ни слова из того, что он говорит. Да Виктор сам не понимает, что говорит Виктор. Так что вспоминать о нем — пустая трата времени. Поверь мне, в одной главе твоей диссертации больше основательного материала, чем во всем, что Виктор когда-либо напишет о Касле. Не впадай в панику.

Но моя диссертация, конечно же, не меньше чем на семь восьмых была творением Клер. Когда комплимент не есть комплимент?

— Ты прочла его монографию?

— Пробежала. Большего она и не заслуживает. Ты же знаешь, я не читаю всякую научную дребедень вроде этой.

Я позавидовал тому, как легко Клер может облить кого-то презрением. Я себе такого высокомерия позволить не мог. Мне приходилось появляться на факультетских собраниях и коктейлях, на которых коллеги (в особенности американская разновидность нахальных молодых «хитрожопых пройдох», в последнее время все чаще заползавшая в темные галльские пещеры) в скором времени могли прижать меня в уголок и спросить: «А что ты думаешь о работе Сен-Сира по Каслу?»

— Виктор, — продолжала Клер, — талантлив на тот манер, на который талантливы все французские семиотические poseurs [28]. По природе они все ученые идиоты, чокнутые ребятки, которые могут более или менее правильно соединять слова. Но от этого никому ни тепло, ни холодно. Они говорят только друг с другом. Ну а если тебя это так уж волнует, то свяжись с ним и выясни, что ему известно. Его ты все равно не поймешь, но, по крайней мере, сможешь рассказывать своим коллегам (ведь тебя это беспокоит, правда?), что ты встречался с Сен-Сиром, говорил с ним о его теориях и прочих тары-барах. А после этого делай умный вид. Потому что, уж поверь ты мне, никто из твоих здешних знакомых никогда не поймет, о чем там болтает Виктор. Даже в Париже никто этого не поймет. Просто они знают, как строить из себя умников, не то что ты. — Она почувствовала мое нежелание связываться с Сен-Сиром. — Да брось ты, Джонни, — принялась выговаривать мне она, — не позволяй лягушатникам портить тебе настроение. Courage, топ ami [29].— А потом, чтобы повысить мою пошатнувшуюся самооценку: — Да, кстати, в постели он просто полный нуль. Передай ему это от меня.


  128  
×
×