По ту сторону Ла-Манша

«Давайте-ка начистоту, — говорю я гостю. — Вы хотите, чтобы я часика два провел с француженкой, а на следующий день пришел к вам и доложил свои впечатления?» — «Нет, — отвечает Щеголь, — не на следующий день, а через день. На следующий день мы заказали вам в тот же номер другую девочку». — «Щедро, — говорю я, — две француженки по цене одной». — «Не совсем так, — замечает он, — одна из девочек — англичанка. И вам надо отгадать, кто из них кто». — «Ну, это я сразу отгадаю, как только скажу „бонжур“ да взгляну на них». — «Именно поэтому, — говорит он, — вам не разрешается ни говорить „бонжур“, ни смотреть на них. К вашему приходу я уже буду в номере: первым долгом завяжу вам глаза, а потом сам впущу девочку. Повязку с глаз можно будет снять, только когда девица, уходя, хлопнет дверью. Как вам наше предложение?»

Как мне их предложение? Да я просто обалдел. Ведь едва я успел подумать «дареному коню в зубы не смотрят», и оказалось, что аж двум дареным лошадкам нельзя будет смотреть в зубы или еще куда-нибудь. Как мне их предложение? Положа руку на сердце, чувство у меня было такое, будто разом сошлись целых два Рождества. С одной стороны, вся эта петрушка с завязыванием глаз меня не слишком волновала; но с другой, если честно, — волновала, да еще как.

До чего же старики любят приврать насчет своих похождений в оны годы — даже жалость берет. Ведь слепому ясно, что это сплошные выдумки. Париж, молодость, девица, две девицы, снятый на два дня номер в гостинице, и все это устроено и оплачено неизвестно кем? Расскажи это своей бабушке, дядя. Двадцать минут в hotel de passe,^[45] где вместо полотенца жесткая тряпица, а потом — морока с подцепленным триппером; вот это было бы правдоподобнее. И зачем старикам утешаться такими побасенками? Экую избитую околесицу смакуют они в одиночестве! Ладно, дядя, полный вперед с твоей скромной порнушкой. Про штурмана и авторалли мы уж напоминать не станем.

— Идет, говорю, согласен. И на следующий день отправился после полудня в гостиницу позади церкви Сен-Сюльпис. Хлынул ливень, пришлось от метро бежать бегом, и явился я туда весь в мыле.

Уже неплохо, а то я опасался услышать про ясный весенний денек, про аккордеонистов, под чьи серенады он шел через Люксембургский сад.

— Отыскал я номер, Щеголь был уже там, помог мне снять шляпу и пальто. Но, как ты догадываешься, я не собирался раздеваться догола перед моим радушным хозяином. «Не беспокойтесь, — сказал он, — она все сделает сама». Он лишь усадил меня на кровать, завязал мне глаза шарфом на двойной узел, взял с меня честное английское слово не подглядывать и вышел из комнаты. Минуты две спустя я услыхал скрип отворяемой двери.

Отставив стакан с виски, дядя откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза, чтобы яснее припомнить то, чего он, безусловно, видеть не мог. Я решил проявить снисходительность и не стал прерывать затянувшееся молчание. Наконец он произнес:

— А потом настал второй день. Все повторилось снова. И снова лил дождь.

Газовый камин шумно ахнул, забормотали, грассируя, кубики льда в моем стакане, словно пытались что-то подсказать. Но дядя Фредди вроде бы раздумал продолжать свою повесть. Может быть, он и впрямь ее завершил? Дудки, дядюшка, подумал я. Это смахивает, если так можно выразиться, на вербальное разжигание сексуальных аппетитов.

— Ну и как?..

— Как? — тихо отозвался дядя. — Вот так.

С минуту-другую мы сидели молча, наконец я не выдержал:

— И в чем же все-таки было различие?

Не меняя позы и не открывая глаз, дядя Фредди издал звук, походивший одновременно на вздох и на всхлип.

— Француженка слизывала с моего лица капли дождя, — в конце концов вымолвил он и открыл глаза; в них стояли слезы.

Ни с того ни с сего я растрогался. Француженка слизывала с моего лица капли дождя. И дядя — то ли ловкий врун, то ли сентиментальный мемуарист — был щедро вознагражден: я не мог скрыть зависти.

— Значит, ты все-таки догадался…

— Догадался о чем? — рассеянно переспросил он, предаваясь пикантным воспоминаниям.

— Которая из них англичанка и которая француженка.

— А, ну да, еще бы, конечно, догадался.

— Как же?

— А по-твоему — как?

— По запаху чеснока?

Дядя довольно хмыкнул.

— Нет. По правде сказать, они обе надушились. И очень сильно. Но, разумеется, разными духами.

— Значит… штуки они проделывали с тобой не одни и те же? Или закавыка в том, каким манером они их проделывали?

---

45 дом свиданий (фр.).