Так вот откуда этот проклятый шепот!
Когда Джек идет в столовую, он ясно слышит стук в дверь. Он замирает.
— Кто там?
— Господин Джек Дюффало?
— Да, я.
— Открывайте.
— А кто вы?
— Полиция, — отвечает тот же голос.
— Что вам нужно? Не мешайте мне ужинать!
— Нужно поговорить с вами. Звонили ваши соседи. Они уже недели две не видят ваших родственников, а сегодня слышали какие-то крики.
— Все в порядке, — отвечает Джек.
— В таком случае, — продолжает голос за дверью, — мы убедимся в этом сами и уйдем. Открывайте.
— Мне очень жаль, — Джек отступает назад, — но я устал и очень голоден. Приходите завтра. Тогда я поговорю с вами, если хотите.
— Мы вынуждены настаивать, господин Дюффало. Открывайте!
В дверь стучат. Не говоря ни слова, Джек отправляется в столовую. Там он садится на стул и говорит, сначала медленно, потом все быстрее:
— Шпики у дверей. Ты поговоришь с ними, тетя Розалия. Ты скажешь, что у нас все в порядке, чтобы они убирались. А вы ешьте и улыбайтесь, тогда они сразу уйдут. Ты ведь поговоришь с ними, правда, тетя Розалия? А теперь я должен сказать вам.
Неожиданно горячие слезы падают у него из глаз. Он внимательно смотрит, как капли расплываются, впитываясь в скатерть.
— Я не знаю никакой Джейн Белларди. И никогда не знал ее. Я говорил, что люблю ее и хочу на ней жениться, только для того, чтобы заставить вас улыбаться. Да-да, только поэтому. Я никогда не собирался заводить себе женщину и, уверяю вас, никогда не завел бы. Передайте мне, пожалуйста, кусочек хлеба, тетя Розалия.
Входная дверь трещит и распахивается от ударов. Слышится тяжелый топот. Несколько полицейских вбегают в столовую и замирают в нерешительности.
Старший поспешно снимает шляпу.
— О, прошу прощения. — Мы не хотели испортить вам ужин. Мы просто...
Шаги полицейских вызывают легкое сотрясение пола, и тела тетушки Розалии и дядюшки Дэйма падают на ковер.
Теперь видно, что горло у всех четверых перерезано полумесяцем — от уха до уха. И от этого кажется, что на их лицах застыли зловещие улыбки.
Гонец
The Emissary, 1947
Переводчик: Татьяна Шинкарь
Мартин знал, что пришла осень. Пес, вернувшийся со двора, принес с собой запах холодного ветра, первых заморозков и терпкий аромат тронутых гнильцой опавших яблок. В его жесткой курчавой шерсти запутались лепестки золотарника, последняя паутина лета, опилки только что спиленного дерева, перышко малиновки и первый побуревший лист с огненно-красного клена. Пес радостно вертелся около кровати, стряхивая на одеяло свою драгоценную добычу — хрупкие сухие листья папоротника, веточку ежевики, тоненькие травинки болотного мха. Конечно, пришла Осень. К нам в гости пожаловал диковинный зверь — Октябрь!
— Хватит, дружище, хватит!
Пес примостился ближе к теплому телу мальчика, отдавая ему собранные неповторимые запахи осени, ее голых полей, тяжелых туманов и аромат увядающих лесов. Весной шерсть пса пахнет расцветшей сиренью, ирисом и свежескошенной лужайкой, летом — фисташковым мороженым, каруселями и первым загаром. Но осень!
— Скажи, дружище, как там на воле?
И пес рассказывал, а прикованный к постели мальчик слушал и вспоминал, какой бывала осень, когда он сам ее встречал. Теперь его связным, его гонцом на волю стал пес. Он был частью его самого, той ловкой и быстрой его частью, которую он посылал познать внешний мир, мир вещей и быстротечного времени. Пес вместо него бегал по улицам городка и его окрестностям, к реке, озеру или ручью, или же совсем поблизости — в дровяной сарай, кладовую или на чердак. И неизменно возвращался с подарками. Иногда это были запахи подсолнечника, гаревой дорожки школьного двора или же молочая с лугов, а то свежеочищенных каштанов, перезревшей, забытой на огороде тыквы. Пес везде успевал побывать.
— Где же ты был сегодня утром, что видел, расскажи?
Но и без рассказов было ясно, что видел пес, гоняя по холмам за городом, где детвора самозабвенно кувыркалась в огромных, как погребальные костры, кучах опавшей листвы, приготовленной для сожжения. Запуская дрожащие от нетерпения пальцы в густую шерсть пса, Мартин, как слепой, пытался прочитать все, что принес ему гонец, побывавший на сжатой ниве, в узком овражке у ключа, и на аккуратном городском кладбище или же в чаще леса. И тогда в этот сезон пьянящих терпких запахов Мартину казалось, что он сам везде побывал.