Темный карнавал

После ужина она позволила ему отнести ребенка наверх, в детскую. Она не просила его — она позволила.

Вернувшись, он застал ее у радиоприемника. Играла музыка, которую она явно не слышала. Глаза ее были закрыты. Когда Дэйв вошел, она вздрогнула, словно испугалась, порывисто бросилась к нему и прижалась губами к его губам. Дэйв был ошеломлен. Теперь, когда ребенка не было в их комнате, она снова ожила — она была свободна.

— Благодарю тебя, — прошептала она. — Благодарю тебя за то, что на тебя всегда можно положиться, что ты всегда остаешься самим собой.

Он не выдержал и улыбнулся:

— Моя мать говорила мне: «Ты должен сделать так, чтобы в своей семье было все что нужно».

Она устало откинула назад свои блестящие темные волосы.

— Ты перестарался. Иногда я мечтаю о том, чтобы все у нас было так, как после свадьбы. Никакой ответственности, никаких детей. — Она сжимала его руки в своих. Лицо ее было неестественно белым. — О, Дэйв! Когда-то были только ты и я. Мы защищали друг друга, а сейчас мы защищаем ребенка, но мы сами никак не защищены от него. Ты понимаешь? Там, в больнице, у меня было много времени, чтобы подумать об этом. Мир заполнен злом...

— Действительно?

— Да, это так! Но законы защищают нас от этого. А если бы их и не было, то защищала бы любовь. Я не смогла бы сделать тебе ничего плохого, потому что ты защищен моей любовью. Ты уязвим для меня, для всех людей, но любовь охраняет тебя. Я совсем не боюсь за тебя, потому что любовь смягчает твои неестественные инстинкты, гнев, раздражение. Ну, а ребенок? Он еще слишком мал, чтобы понимать, что такое любовь и ее законы. Когда-нибудь мы возможно научим его этому. Но до тех пор мы абсолютно уязвимы для него.

— Уязвимы для ребенка? — Дэйв отодвинулся от нее и пристально посмотрел ей в глаза.

— Разве ребенок понимает разницу между тем что правильно, а что нет? Нет, но он научит понимать.

— Но ведь ребенок такой маленький, такой аморальный. Он просто не знает, что такое мораль и совесть... — она оборвала свою мысль и резко обернулась. — Этот шорох! Что это?

Лейбер огляделся.

— Я ничего не слышал...

Она, не мигая, смотрела на дверь в библиотеку. Лейбер пересек комнату, открыл дверь в библиотеку и включил свет.

— Здесь никого нет. — Он повернулся к ней. — Ты совсем устала. Идем спать.

Они погасили свет и молча поднялись на верх.

— Прости меня за все эти глупости, — сказала Алиса. — Я, наверное, действительно устала, очень устала.

Дэвид кивнул. Они нерешительно постояли перед дверью в детскую. Потом она резко взялась за ручку и распахнула дверь. Он видел, как она подошла к кроватке, наклонилась над ней и испуганно отшатнулась, как будто ее ударили в лицо.

«Дэвид!»

Лейбер быстро подошел к ней.

Лицо ребенка было ярко-красным и очень влажным, его крошечный ротик открывался и закрывался, глаза были темно-синими. Он беспорядочно двигал руками, сжимая пальцы в кулачки.

— О, — сказал Дэвид. — Да он видно сильно плакал.

— Плакал? — Алиса нагнулась и, чтобы удержать равновесие, схватилась за перекладину кровати. — Я ничего не слышала.

— Но ведь дверь была закрыта!

— Поэтому он так тяжело дышит, и лицо у него такое красное?

— Конечно. Бедный малыш. Плакал один, в темноте. Пускай он сегодня спит в нашей комнате. Если опять заплачет мы будем рядом.

— Ты испортишь его, — сказала Алиса.

Лейбер чувствовал за спиной ее пристальный взгляд, когда катил кроватку в их спальню. Он молча разделся и сел на край кровати. Внезапно он поднял голову, чертыхнулся и щелкнул пальцами.

— Совсем забыл тебе сказать. В пятницу я должен лететь в Чикаго.

— О, Дэвид, — прошептала Алиса.

— Я откладывал эту поездку уже два месяца, а теперь это мне необходимо. Я обязан ехать.

— Мне страшно остаться одной...

— С пятницы у нас будет новая кухарка. Она будет здесь все время, а я буду отсутствовать всего несколько дней.

— Я боюсь, даже не зная чего. Ты не поверишь мне, если я скажу тебе. Кажется, я схожу с ума.

Он был уже в постели. Алиса выключила свет, подошла и, откинув одеяло, легла рядом. Ее хорошо вымытое тело источало теплый женский запах.

— Если хочешь, я могу попробовать подождать несколько дней, — неуверенно сказал он.

— Нет, поезжай, — ответила она. — Это важно, я понимаю. Только я никак не могу перестать думать о том, что сказала тебе. Законы, любовь, защита. Любовь защищает тебя от меня, но ребенок... — она глубоко вздохнула. — Что защищает тебя от него?