Вождение вслепую

Как-то раз, во мраке летней ночи, бабуля прошмыгнула на кухню и скормила «льву» целую упаковку болтов и гаек. Расчет был на то, что Лидди с утра пораньше дернет за рычаг — и костогрыз не выдержит. На рассвете, лежа в постели, бабуля стала прислушиваться: молодые зашевелились, пару раз зевнули; теперь оставалось только дождаться, когда лев заревет, подавится болтом, шайбой или винтиком и сдохнет, не переварив железо.

Томас уже спускался вниз из супружеской спальни.

Через полчаса раздался его голос:

— Тебе подарочек, бабуля. Мой лев говорит: кушайте сами.

Немного выждав, она приоткрыла дверь и увидела на пороге разложенные рядком болты и гайки.

На двенадцатый день затворничества бабуля сняла телефонную трубку:

— Алло, это ты, Том? Работаешь?

— Вы звоните мне в офис. Что-то случилось?

— Нет, это я так. — Она повесила трубку, на цыпочках прокралась по коридору и спустилась в гостиную.

Лидди не поверила своим глазам:

— Бабуля!

— Кто ж еще? Том здесь?

— Будто ты не знаешь — он на работе.

— Знаю, знаю! — Бабуля обвела комнату немигающим взором и причмокнула фарфоровой челюстью. — Только что ему звонила. Сколько ехать от его конторы до дому — минут десять, не меньше?

— Бывает, и за полчаса не добраться.

— Вот и ладно. — Вид у бабули был горестный. — Не могу больше маяться взаперти. Сойду-ка, думаю, вниз, с тобой посижу, воздухом подышу. — Она вытащила из-за ворота миниатюрные золотые часики. — А через десять минут надо уносить ноги. Потом еще разок звякну Тому, проверю, ушел он с работы или нет. Если не ушел, можно будет опять спуститься. — Она распахнула входную дверь и прокричала в свежий летний день: — Краппи! Ко мне, Крапик! Китти, киса, иди сюда, кис-кис-кис!

На крыльцо с лаем примчался белоснежный — причем без единой крапинки — пес Крапп, а за ним появилась раскормленная черная кошка, которая дождалась, когда бабуля опустится в кресло, и тут же впрыгнула к ней на колени.

— Ах вы, мои хорошие! — ворковала бабуля с закрытыми глазами, лаская своих питомцев и прислушиваясь, не запоет ли ее любимый кенар, чья золоченая клетка висела в нише столовой.

Тишина.

Бабуля встала и заглянула в столовую. В считанные мгновения она поняла, что произошло.

Клетка была пуста.

— Кенни пропал! — вскричала бабуля, переворачивая клетку вверх дном. — Пропал!

Клетка упала на пол; тут подоспела Лидди.

— То-то я думаю: тихо у нас, с чего бы это? Видно, по рассеянности не заперла дверцу…

— Не заперла дверцу? Ох, беда… Погоди-ка…

Бабуля зажмурилась и ощупью вернулась в кухню. Наткнувшись пальцами на холодную раковину, она открыла глаза и заглянула в сточное отверстие.

Сияющий «мусорганик» молча скалил железную пасть. У края раковины лежало крошечное желтое перышко.

Бабуля включила воду.

«Мусорганик» зачавкал и сделал глоток.

Бабуля медленно зажала рот сухими ладонями.

У нее в спальне было тихо, как в омуте; она затаилась, словно робкая лесная зверушка, которая боится выйти из спасительной тени, чтобы не угодить в лапы жестокому хищнику. С исчезновением певчего кенара Кенни ее страхи сменились неодолимым ужасом. Лидди едва оттащила бабулю от раковины, когда над прожорливым мусороедом уже был занесен молоток. Потом внучка сама препроводила ее наверх и положила ей на пылающий лоб пузырь со льдом.

— Он убил кенара Кенни! Убил бедняжку Кенни! — причитала бабуля, не сдерживая рыданий.

Мало-помалу озноб прошел, и к ней вернулась прежняя решимость. Выставив Лидди за дверь, она ощутила в душе холодную ярость, к которой примешивался суеверный страх: подумать только — Том даже перед этим не остановился!

Нет, больше она не распахнет дверь, даже не примет поднос с ужином. Во время обеда ей швырнули тарелки на придвинутый к порогу стул, и она, накинув на дверь цепочку, кое-как поела: ее костлявая рука, словно запасливая птичка, выскакивала из щели, хватала кусочки мяса с кукурузой, уносила к себе и возвращалась за новой порцией.

— Благодарствую! — Дверь захлопнулась, и юркая птичка исчезла.

— Кенар Кенни, видно, улетел, бабуля. — Это Лидди звонила из аптеки. Иными способами установить контакт не удавалось.

— Спокойной ночи! — отрезала бабуля и повесила трубку.

На другой день она снова позвонила Томасу.

— Ты на работе, Том?