Орлиная степь

Светлане было стыдно, что Леонид держит ее за руку: могли увидеть люди. Но рука решительно отказывалась подчиняться: она точно онемела в большой и ласковой руке Леонида, тепло которой она помнила в течение всей зимы.

— Почему же вы не верили, что это возможно? — переспросила Светлана чуть слышно. — В этом я виновата?

— В счастье не всегда легко поверить. Светлана вдруг обласкала Леонида долгим взглядом, благодаря его за то, что он считает счастьем ее любовь…

— Я боялся звать еще и потому, что вам сейчас будет очень трудно на целине, — продолжал Леонид, досказывая то, что хотелось сказать минуту назад.

— Оставаться одной не легче, — возразила Светлана.

Совсем забываясь, Леонид схватил и другую руку Светланы и, заглядывая ей в глаза, попросил:

— Повторите…

От обеих рук Леонида шло так много тепла, что Светлана испуганно попросила:

— Я прошу… Я прошу… отпустите мои руки.

— Простите, я не знаю, что я делаю! — почти в отчаянии сказал Леонид, отпуская ее руки. — И не знаю, что могу сделать! Все могу! — воскликнул он тихонько и счастливо. — Значит, вы не хотите оставаться?

— Я уже решила. Я еду.

— Вместе, да? — почти вскрикнул Леонид. Она поняла все, что он сказал одним словом,

и так залилась румянцем, что готова была сгореть на месте или провалиться сквозь землю, лишь бы он не видел ее лица и наливающихся слезами глаз…

— Не отвечай, — глуховато Сказал ей Леонид.

Солнце плавилось над Москвой. В центре города, где Леонид и Светлана, ошалевшие от счастья, очутились вскоре совершенно не зная зачем, было особенно тепло, сухо и нарядно. Слежалый, прочерневший снег здесь можно было увидеть лишь во дворах да на скверах; на Москве-реке стояло, не двигаясь, сплошное ледяное крошево; одинокие вороны зачем-то бродили по льдинам… На всех площадях, улицах и набережных центра бурлили, стекались и растекались бесконечные потоки гуляющего люда. Во всех киосках шумно расхватывались золотистые ветки мимозы. Ребятишки всюду таскали охапки обрезанных садовниками однолетних липких побегов тополей. В излюбленных местах, на виду у глазеющих любопытных, голуби-сизари, сладостно воркуя, выплясывали вокруг своих подружек, а то и хватали их за чубики…

Леонид и Светлана без устали безотчетно бродили и бродили среди говорливых толп, вместе с ними толклись у киосков, рассматривали витрины и рекламы, любовались Кремлем и храмом Василия Блаженного, который совсем недавно заблистал во всей своей первозданной красе… Радость сближения и узнавания друг друга переполняла их души. Они были счастливы своей любовью, и потому все вокруг, на чем останавливался взгляд, казалось им сегодня особенным, занимательным, словно теперь, когда они стали близкими, для них преобразился весь огромный мир Москвы.

— Как хорошо, что сегодня так солнечно! — с восторгом сказала Светлана, когда они остановились на Москворецком мосту, любуясь панорамой Кремля. — Трудно смотреть, слепит глаза, но правда, хорошо? Если бы сейчас стоял мороз или бушевала метель, было бы совсем не то… Правда?

Леонид ответил ей радостной улыбкой.

— Начало весны я очень люблю, — сказал он затем. — Знаешь, как у нас в деревне называлось это время? Провесень. Красиво, а?

— Да, это красиво — провесень!..

— А знаешь, как еще называется начало весны, когда много-много солнца? Не знаешь? Весна света.

— Чудесно!

Светлана прижала руки к груди и, посмотрев на Леонида доверчивым, сияющим взглядом, тихонько призналась:

— У меня вот здесь тоже весна света.

На душе у нее в самом деле было светло, солнечно, как и во всей Москве. Смотрела она смело, улыбалась внезапно и ослепительно, всему удивлялась и восторгалась, как ребенок, но говорила мало, больше слушала Леонида, и всегда с широко раскрытыми глазами: ей казалось, что он каждый раз, начиная говорить, произносит значительные, редкостные слова, а того больше произносит их в своей душе…

И она не ошибалась: Леонид действительно говорил ей в душе самые красивые слова на свете. «Уму непостижимо, — вместе с тем думал он, — как я мог, ничего не сказав ей, решиться ехать на Алтай? Как я мог думать, что уеду один? Как бы я жил там без нее?» Он все время испытывал чувство виноватости перед Светланой и необычайный прилив нежности к ней… «Надо бы жениться, а потом и ехать! — подумал он, услышав, что и у нее в душе весна света. — Но когда? Такие сборы!» И Леонид, подержав Светлану за локти, как бы сказал ей, что пройдет немного времени, оглядятся они на алтайской целине и закатят свадьбу на всю степь…