Орлиная степь

Хмелько вдруг тронула его за локоть и крикнула;

— Смотрите, смотрите!

Не поняв второпях, куда смотреть, Леонид начал вертеться, оглядываясь по сторонам, и тогда она, схватив его под руку и, вероятно, в безотчетном порыве прижимаясь к ней, сказала со смехом:

— Да вон, чудак, гуси!

Огромная стая гусей, поднимаясь с озера и выстраиваясь для полета, гоготала на всю степь…

Часа два, они носились на мотоцикле по влажной, обдуваемой ветром- степи: осмотрели границы бригадного массива да заодно побывали — ради знакомства — на соседних полевых станах целинников, в том числе у Виктора Громова, который обосновался на голом месте, километрах в пяти на запад от Заячьего колка. Везде сегодня, точно по сговору, началась работа, и, конечно, тоже не гладко: одни все еще мучились, пытаясь дисковать землю, другие рстревоженно метались вокруг тракторов и плугов, устраняя разные неполадки. Посмотрев, как идет дело у соседей, поговорив с ними, Леонид убедился, что разные неполадки подрядцу всех и нет ничего страшного в том, что они начались в первые, священные минуты работы на целине. Эта поездка окончательно успокоила его и вернула ему то состояние, какое он испытал, шагая первой бороздой.

Вместе с тем эта поездка внесла и что-то новое в его отношение к Хмельно. К тому удивлению, какое он с удовольствием испытывал сегодня перед ней, когда она говорила о деле, все чаще и чаще примешивалось бездумное любование ею как редкостной девушкой. В одном случае он любовался ее поразительным умением с необычайной лёгкостью заводить знакомства и всем немедленно нравиться своей простотой и неистощимой веселостью; в другом случае — смелостью в решении различных вопросов, поставленных жизнью; в третьем — ее бесстрашной ездой на мотоцикле, презрением к опасности; и во многих других случаях — ее счастливым, певучим голосом, ласково-озорной улыбкой и знойной, сияющей, зовущей морской синью глаз… В те секунды, когда Леонид ловил себя на этом, ему становилось нестерпимо стыдно, будто он вдруг осознавал, что нечаянно стал вором, и тогда он, словно защищая что-то святое в себе, готов был нагрубить Хмелько. Но такое безотчетное сопротивление ее очарованию почему-то неизменно и незаметно сменялось еще большим, чем прежде, любованием удивительной казачкой.

На пригорке они остановились, чтобы осмотреть куртинки карагайника, — низенький, но необычайно крепко сидящий в земле кустарничек был очень опасен для плуга. Вокруг лежала изрытая сусликами, засоренная бурьяном целина.

— Крепкое место! — покачав головой, сказал Леонид.

— Хлебнете здесь горя, хлебнете! — очень весело, задоря Леонида, подтвердила Хмелько и, приплясывая, прошла между кустами карагайника.

Вероятно, она и знать-то не хотела ничего плохого на свете. До этого дня она каждому встречному всем своим видом говорила, что ей легко, приятно и весело жить; теперь она добавляла, что ей, кроме того, жить стало бесконечно радостно. Стая гусей, которая поднялась с Лебединого озера, точно унесла с собой все остаточки ее мельчайших тревог. В тот самый чудесный момент, когда она, спохватившись, увидала, что прижимается к руке Леонида, и поняла, что он терпит это и не отстраняется, она как бы зажила совсем новой жизнью, заполненной одной только надеждой на счастье.

— Ой, взревете здесь! У-ужас! — обернувшись, закричала она счастливым голосом, и, оттого что встала против солнца, белозубое и синеглазое лицо ее засияло ослепительной улыбкой.

Не надо бы Леониду смотреть на нее в эти секунды, ой, не надо бы! Но он не знал еще, как опасно любоваться женщиной, которая живет даже не счастьем, а только надеждой на счастье. Он взглянул на Хмельно, освещенную солнцем, и вдруг что-то странно дрогнуло в нем, какое-то тревожное чувство пронзило и ожгло его всего, до последней кровинки, и некоторое время, точно в веселом опьянении, он не мог оторвать от нее лихорадочного взгляда.

Трезвел он медленно, весь сгорая со стыда.

— Чему же вы рады? — крикнул он грубовато.

— Всему на свете! — долетело в ответ. Хмельно тут же двинулась было дальше, но тотчас же впереди, за кустами карагайника, почти одновременно поднялись, тяжело хлопая рыжими крыльями, орел и орлица. Они медленно отлетели недалеко в сторону и вновь опустились на землю, прискакивая по ковылю. Хмельно повернула обратно и, встретясь с Леонидом, забавно щурясь, заговорила приглушенно, но восторженно: