Мужчины не ее жизни

Рут была так зла на Ханну, что еще долго ворочалась — не могла уснуть. Лежа без сна, она вдруг вспомнила, как потеряла невинность. Об этом событии она не могла вспоминать, не припомнив и вклад Ханны в эту малую катастрофу.

Хотя Ханна была на год моложе Рут, но выглядела всегда старше, и не только по той причине, что, пока Рут еще ходила в девственницах, Ханна успела сделать три аборта, но и потому, что больший сексуальный опыт Ханны придавал ей зрелый и умудренный вид.

Когда они познакомились, Рут было шестнадцать, а Ханне пятнадцать, но Ханна уже и тогда демонстрировала большую сексуальную осведомленность. (А это было еще до того, как сама Ханна потеряла невинность.) Рут как-то написала в своем дневнике о Ханне: «От нее исходила аура посвященности задолго до посвящения».

Родители Ханны, которые были счастливы в браке, — она их называла «занудными» и «степенными», — воспитали своего единственного ребенка в превосходном старом доме на Брэтл-стрит в Кембридже, штат Массачусетс. У отца Ханны, профессора Гарвардского юридического факультета, был патрицианский вид; у него были манеры человека, который категорически не склонен ни во что ввязываться, что, по словам Ханны, вполне соответствовало действительности: не случайно он женился на богатой и совершенно неамбициозной женщине.

Рут всегда нравилась мать Ханны, которая была добродушной и приветливой до полной безответственности. Еще она много читала — ее никто не видел без книги. Миссис Грант как-то сказала Рут, что они не стали заводить второго ребенка, потому что после рождения Ханны ей стало не хватать времени на чтение. Ханна рассказала Рут, как ее мать не могла дождаться, когда Ханна повзрослеет настолько, что будет сама находить себе развлечения, чтобы миссис Грант могла вернуться к своим книгам. Ну, Ханна и «находила себе развлечения» по полной программе. (Возможно, именно матери была Ханна обязана тем, что стала поверхностной и нетерпеливой читательницей.)

Если Рут считала, что Ханне повезло с отцом, который не изменяет матери, то Ханна утверждала, что если бы ее отец хоть немного волочился за юбками, то был бы не таким предсказуемым; для Ханны «предсказуемость» была синонимом занудства. Она говорила, что отец ее стал не от мира сего из-за долгих лет, проведенных на юридическом факультете, где абстрактные размышления, посвященные теоретической юриспруденции, казалось, безнадежно отдалили его от какого бы то ни было практического понимания юриспруденции. Он испытывал сильную неприязнь к юристам.

Профессор Грант настоятельно советовал дочери изучать иностранные языки; максимум, на что он рассчитывал для Ханны, — это карьера в межнациональном банке. (Межнациональный банк — таков был предел мечтаний выпускников юридического факультета Гарварда.)

Ее отец испытывал и сильную неприязнь к журналистам. Ханна училась в Мидлбери, специализируясь на французском и немецком, когда вдруг решила, что ее будущее — в журналистике. Она была в этом уверена так же, как Рут в более раннем возрасте была уверена, что хочет стать писательницей. Ханна с самой обыденной убежденностью заявила, что поедет в Нью-Йорк и будет делать карьеру в журналистике. С этой целью она просила родителей по окончании колледжа отправить ее на год в Европу. Она собиралась усовершенствовать там свой немецкий и французский и вести дневник, чтобы, как сформулировала это Ханна, «отшлифовать наблюдательные способности».

Рут, которая подала заявление (и была принята) в аспирантуру университета Айовы по специальности «литературное творчество», предложение Ханны поехать с ней в Европу застало врасплох.

«Если ты хочешь стать писателем, то тебе нужно накопить какой-то материал, о котором ты будешь писать», — сказала подружке Ханна.

Рут уже знала, что с писательством все обстоит не так, по крайней мере для нее. Ей нужно было только время, чтобы писать; то, о чем она будет писать, уже ждало ее в воображении. Но она отложила поступление в аспирантуру в Айове. В конечном счете ее отцу это было по средствам. А год в Европе с Ханной — это будет здорово.

— И потом, — сказала ей Ханна, — тебе пора начинать трахаться. Если будешь держаться меня, это непременно случится.

Этого не случилось в Лондоне, первом городе их путешествия, хотя Рут и потискал какой-то парень в баре отеля «Роял-корт». Рут познакомилась с ним в Национальной портретной галерее, куда она ходила посмотреть портреты нескольких из ее любимых писателей. Молодой человек пригласил ее в театр и в дорогой итальянский ресторан рядом со Слоун-сквер. Он был американцем, но жил в Лондоне — его отец работал каким-то дипломатом. Он стал первым, назначившим ей свидание и имевшим кредитные карточки, хотя Рут и подозревала, что это были кредитные карточки его отца.