Мужчины не ее жизни

Уже было за полночь, когда отец направил ее по Мэдисон-авеню, а в районе Девяностых сказал повернуть на восток. Они добрались до моста Триборо по проезду Франклина Рузвельта, а потом по Гранд-Сентрал-парквей до Лонг-Айлендского шоссе, где ее отец уснул. Рут помнила, что ей нужен съезд на Манорвиль; она могла не будить отца — она сама знала, как добраться до дома.

Она двигалась навстречу бесконечной веренице машин, возвращающихся с уик-энда, и свет фар этого потока постоянно слепил ее, а в ее направлении не ехал практически никто. Несколько раз она давила на педаль газа старого белого «вольво». Два раза она разгонялась до восьмидесяти пяти и один раз — до девяноста, но на таких скоростях ее пугала вибрация передних колес. Большую часть пути она не превышала разрешенной скорости и думала о том, как погибли ее братья — в особенности о том, как ее мать попыталась взять ботинок Тимми.

Отец ее проснулся, только когда она доехала до Бриджгемптона.

— А ты почему не ехала по объездным? — спросил он.

— Я хотела, чтобы вокруг было городское освещение и свет фар других машин, — сказала Рут.

— Ага, — сказал ее отец, словно собираясь снова уснуть.

— Что это был за ботинок? — спросила у него Рут.

— Баскетбольный кед — Тимоти такие больше всего любил.

— Кеды? — спросила она.

— Да.

— Понятно, — сказала Рут, поворачивая на Сагг-Мейн.

Хотя в этот момент рядом с «вольво» не было ни одной другой машины, Рут включила сигнал поворота — ярдов за пятьдесят до перекрестка.

— Хорошая езда, Рути, — сказал ей отец. — Если у тебя когда-нибудь будут поездки покруче этой, я уверен, ты вспомнишь, чему научилась.

Когда Рут наконец вышла из бассейна, ее трясло. Она знала, что ей нужно согреться, прежде чем играть в сквош со Скоттом Сондерсом, но воспоминания о водительском экзамене и биография Грэма Грина навеяли на нее депрессию. Виноват в этом был не Норман Шерри, просто биография Грина приняла такой оборот, против которого Рут восставала. Мистер Шерри был убежден, что у каждого заметного персонажа в романах Грэма Грина был свой прототип в реальной жизни. В интервью для «Таймса» сам Грин сказал В. С. Притчетту^[26]: «Я не умею выдумывать». Но в том же самом интервью, признавая, что его персонажи — «амальгама свойств реальных людей», Грин одновременно отрицал, что берет своих персонажей из реальной жизни. «Реальные люди вытесняются вымышленными… — сказал он. — Реальные люди слишком вас ограничивают». И тем не менее множество страниц биографии мистера Шерри посвящены именно «реальным людям».

В особенности опечалилась Рут, узнав о том, что у Грина рано началась любовная жизнь. Рут вовсе не хотела знать о том, что писатель, перед чьим творчеством она преклонялась, влюбился «без памяти», как написал об этом биограф, в «рьяную католичку», которая в конечном счете и стала женой Грина. В своей автобиографии «Что-то вроде жизни» Грин написал: «В сердце писателя есть осколок льда». Но в ежедневных письмах, отправляемых юным Грэмом своей будущей жене Вивьен, Рут видела только знакомый пафос влюбленного по уши мужчины.

Сама Рут никогда не влюблялась по уши. Возможно, ее нежелание соединить свою жизнь с Аланом частично объяснялось тем, что она видела: Алан влюбился в нее по уши.

Она бросила чтение «Жизни Грэма Грина» на 358-й странице, в начале двадцать четвертой главы, которая называлась «Наконец-то брак». Рут стоило прочесть еще немного, потому что в конце этой главы она нашла бы эпизод, который, возможно, улучшил бы ее отношение как к Грэму Грину, так и к его невесте. Когда пара наконец сочеталась браком и отправилась в свадебное путешествие, Вивьен дала Грэму письмо, врученное ей ее вездесущей матушкой («сексуальные наставления»); письмо это оставалось нераспечатанным. Грэм прочел его и тут же разорвал. Вивьен так никогда и не узнала, что там было написано. Рут оценила бы тот факт, что новоявленная миссис Грин решила: она вполне может справиться с этим и без совета своей матушки.

Что же касается названия главы — «Наконец-то брак», то почему оно (сама эта фраза) так угнетающе подействовало на нее? Неужели и она вступит в брак на такой же манер? Это было похоже на название романа, который никогда не будет написан Рут или который она никогда не захочет прочесть.

Рут решила, что ей стоит перечитать самого Грэма Грина; она была уверена, что ей больше не хочется ничего узнавать про его жизнь. Она погрузилась в размышления о, как это называла Ханна, своем «любимом предмете»: в неутомимое исследование взаимоотношений между «реальным» и «вымышленным». Но одна только мысль о Ханне вернула Рут к реальности.

---

26 Виктор Содон Притчетт, английский писатель и критик.