Мужчины не ее жизни

Подруга Харри вернула ему подарок, для нее он не имел никакой сентиментальной ценности. В настоящее время у Харри не было подружки, и теперь у него и в мыслях не было когда-нибудь дарить лотарингский двойной крест другой женщине, даже если у него будет другая женщина.

Харри Хукстра никогда не страдал от недостатка подружек. Проблема, если это только была проблема, состояла в том, что ни одна подружка у него не задерживалась. Он не был развратником. Он никогда их не обманывал — у него никогда не было больше одной подружки одновременно. Но он их оставлял, или они оставляли его — все его любовные связи были скоротечными.

Теперь, сидя перед своим столом и откладывая тяжкие труды по его очистке, сержант Хукстра (в свои пятьдесят семь — и твердо решив уйти этой осенью, когда ему будет пятьдесят восемь, в отставку) спрашивал себя, вечно ли он будет «холостяковать». Безусловно, его отношение к женщинам и их отношение к нему определялось, по крайней мере отчасти, характером его работы. И по меньшей мере одна из причин, по которой Харри решил уйти в отставку до срока, состояла в его желании проверить, верно ли это его допущение.

Ему было восемнадцать, когда он начал работать полицейским на улице; в пятьдесят восемь его стаж достигнет сорока лет. Естественно, сержант Хукстра получит чуть меньшую пенсию, чем если бы он ушел, как положено, в шестьдесят один, но ему, неженатому и бездетному, вполне должно хватить и урезанной пенсии. К тому же мужчины в семье Харри умирали довольно молодыми.

Пока Харри на здоровье не жаловался и, зная свою генетическую предрасположенность, судьбу не искушал. Он хотел путешествовать; еще он хотел попытаться жить за городом. Хотя он и читал много книг про путешествия, сам он почти не путешествовал. И хотя Харри любил книги о путешествиях, еще больше он любил романы.

Глядя на свой стол, открывать который у него не было ни малейшего желания, Харри Хукстра думал: «Пора бы Рут Коул выпустить новый роман». «Не для детей» он прочел уже, наверно, лет пять назад. Интересно, сколько ей нужно времени, чтобы написать роман?

Харри читал все романы Рут по-английски, потому что его английский был очень даже хорош. А на улицах квартала красных фонарей, в «маленьких стенах», английский все больше становился языком проституток и их клиентов — плохой английский был новым языком де Валлена. («Плохой английский, — думал Харри, — станет языком будущего мира».) А как человек, чья будущая жизнь должна была начаться в скором времени, когда ему исполнится пятьдесят восемь, сержант Хукстра, завтрашний отставной государственный служащий, хотел, чтобы его английский был хорош.

Читатель

Женщины сержанта Хукстры обычно выражали свое неудовольствие нежеланием Харри бриться; то, что он был явно лишен тщеславия, возможно, и привлекало к нему поначалу женщин, но в конце концов они воспринимали его невнимание к собственному лицу как знак того, что он безразличен к ним. Когда щетина на его лице начинала напоминать бороду, он ее сбривал; Харри не нравились бороды. Иногда он брился через день, иногда — только раз в неделю; случалось, он вставал ночью и брился, чтобы женщина, которая лежала с ним в постели, проснувшись утром, увидела другого мужчину.

Такое же безразличие демонстрировал Харри и к своей одежде. Работа Харри состояла в ходьбе. Он носил жесткие, удобные шиповки; единственными подходящими для него брюками были джинсы. У него были короткие кривые ноги, плоский живот и задница как у мальчишки, совсем никакая. От поясницы вниз он был сложен, как Тед Коул, — крепко сбитый, ничего лишнего, — но верхняя часть его тела была более развита. Каждый день он ходил в гимнастический зал, и грудь у него была колесом, как у штангиста, но, поскольку обычно он носил свободные рубашки с длинными рукавами, посторонний человек ни за что бы не догадался, какой он сильный и мускулистый.

Рубашки были единственной цветастой частью его гардероба; большинство его женщин говорили, что рубашки у него слишком уж цветастые или по меньшей мере броские. Он любил рубашки, на которых «много чего всякого», как он сам любил говорить. Такие рубашки никогда не носят с галстуками, но Харри, так или иначе, почти никогда не носил галстуков.

Редко он надевал и полицейскую форму. В де Валлене его знали не меньше чем самую яркую из проституток, долгие годы просидевшую в своем окне; каждый рабочий день или каждую ночь он не меньше двух-трех часов проводил на ногах в своем квартале.