— Я могла бы спасти ее, если бы сделала что-нибудь, — сказала Рут. — Но я боялась пошевелиться. Я могла бы броситься прочь или попытаться ударить его — может быть, торшером. Но я ничего не сделала. Я боялась пошевелиться — я не могла пошевелиться, — повторила она.
— Вам повезло, что вы не пошевелились, — сказал ей Харри. — Он бы убил вас обеих, по крайней мере попытался бы. Он был убийца — убил восемь проституток. И не всех так легко, как Рои. А если бы он убил вас, то у него не было бы свидетеля.
— Не знаю, — сказала Рут.
— Я знаю, — сказал ей Харри. — Вы правильно поступили. Вы остались живы. Вы были свидетелем. И потом, он почти слышал вас — он сказал, что было мгновение, когда он услышал что-то. Наверно, вы пошевелились.
У Рут мурашки побежали по коже, когда она вспомнила, как человекокроту показалось, что он услышал ее, — он таки ее услышал!
— Вы говорили с ним? — тихо спросила Рут.
— Незадолго до его смерти, — сказал Харри. — Поверьте мне — хорошо, что вы испугались.
Дверь в комнату Рои открылась, и оттуда, украдкой бросив на них взгляд, стыдливо вышел человек. Аннеке Сметс потребовалось несколько минут, чтобы привести себя в порядок. Харри и Рут дождались, когда она займет свое место в дверях.
— Моя свидетельница чувствует себя виноватой, — объяснил Аннеке по-нидерландски Харри. — Она думает, что могла бы спасти Рои, если бы не боялась выйти из стенного шкафа.
— Единственное, чем твоя свидетельница могла бы спасти Рои, — это стать ее клиенткой, — ответила Аннеке тоже по-нидерландски. — Я хочу сказать, она должна была стать клиенткой вместо того, кого выбрала Рои.
— Я тебя понимаю, — сказал Харри, но переводить это для Рут не счел нужным.
— А я думала, ты уже на пенсии, Харри, — сказала Аннеке. — Чего это ты еще работаешь?
— Я не работаю, — сказал Харри Аннеке.
Рут могла только догадываться, о чем они говорят.
На пути назад в отель Рут заметила:
— Она здорово растолстела, эта девушка.
— Еда лучше героина, — ответил Харри.
— А вы знали Рои?
— Рои была моим другом, — сказал ей Харри. — Мы как-то даже собирались вместе съездить в Париж, но этого так и не случилось.
— Вы с ней спали когда-нибудь? — отважилась спросить Рут.
— Нет. Но хотел! — признался Харри.
Они снова пересекли Вармусстрат и вернулись в квартал красных фонарей, пройдя мимо старой церкви. Всего несколькими днями ранее тут грелись на солнышке южноамериканские проститутки, но теперь в открытых дверях стояла только одна женщина. Погода была прохладная, и женщина накинула себе на плечи длинную шаль, но все равно было видно, что на ней нет ничего, кроме бюстгальтера и трусиков. Проститутка была колумбийкой, и говорила она на творчески переработанном английском языке, ставшем главным языком де Валлена.
— Святая матерь, Харри! Ты будешь арестовать эта женщина? — выкрикнула колумбийка.
— Мы просто вышли прогуляться, — сказал Харри.
— Ты мне говорить, что ты на пенсия! — в спину им сказала проститутка.
— Я и есть на пенсии! — откликнулся Харри.
Рут отпустила его руку.
— Вы вышли на пенсию, — сказала Рут голосом, которым она пользовалась на чтениях.
— Да, — сказал бывший полицейский. — После сорока лет работы…
— Вы мне не сказали, что вышли на пенсию, — сказала Рут.
— Вы не спрашивали, — ответил бывший сержант Хукстра.
— Если вы допрашивали меня не как полицейский, то в каком именно качестве вы меня допрашивали? — спросила его Рут. — Какие у вас есть полномочия?
— Никаких, — весело сказал Харри. — И я вас не допрашивал. Мы просто немного прогулялись.
— Вы на пенсии, — повторила Рут. — У вас слишком молодой вид для пенсионера. Сколько же вам лет?
— Пятьдесят восемь.
У нее снова мурашки побежали по коже, потому что именно столько лет и было Алану, когда он умер; и тем не менее Харри казался ей куда моложе — он и на пятьдесят не выглядел, и Рут знала, что он в прекрасной форме.
— Вы меня провели, — сказала Рут.
— Там, в стенном шкафу, когда вы смотрели сквозь щель в занавесках, — начал Харри, — происходящее интересовало вас как писателя или как женщину? Или и то и другое?
— И то и другое, — ответила Рут. — Вы продолжаете меня допрашивать.
— Я хочу сказать вот что: сперва я начал следить за вами как коп, а позднее я заинтересовался вами и как коп, и как мужчина.