Роман лорда Байрона

Путешествие юного лорда Байрона в Албанию, описанное в «Паломничестве Чайлъд-Гаролъда»… — Байрон посетил Албанию в 1809 г.

• Прекрасна ты, страна хребтов, пещер,
• Страна людей, как скалы, непокорных^[81],
• Где крест поник, унижен калугер^[82]
• И полумесяц на дорогах горных
• Горит над лаврами средь кипарисов черных.

• .
• Минуя Пинд, и воды Ахерузы,
• И главный город, он туда идет,
• Где Произвол надел на Вольность узы,
• Где лютый вождь Албанию гнетет^[83],
• Поработив запуганный народ.
• Где лишь порой, неукротимо дики,
• Отряды горцев с каменных высот
• Свергаются, грозя дворцовой клике,
• И только золото спасает честь владыки^[84].

• .
• Не портят вида разные строенья.
• Янину скрыла ближних гор стена,
• Лишь там и здесь убогие селенья,
• Кой-где маячит хижина одна,
• А вон поляна горная видна,
• Пасутся козы, пастушок на круче.
• Простых забот вся жизнь его полна:
• Мечтает, спит, глядит, откуда тучи,
• Или в пещере ждет, чтоб минул дождь ревучий.

• .
• Эпир прошли мы. Насмотревшись гор,
• Любуешься долинами устало.
• В такой нарядный, праздничный убор
• Нигде весна земли не одевала.
• Но даже здесь красот смиренных мало.
• Вот шумно льется речка с крутизны,
• Над нею лес колеблет опахала,
• И тени пляшут в ней, раздроблены,
• Иль тихо спят в лучах торжественной луны.

• За Томерит зашло светило дня,
• Лаос несется с бешеным напором^[85],
• Ложится тьма, последний луч тесня,
• И, берегом сходя по крутогорам,
• Чайльд видит вдруг: подобно метеорам,
• Сверкают минареты за стеной.
• То Тепелена, людная, как форум,
• И говор, шум прислуги крепостной,
• И звон оружия доносит бриз ночной.

• Минуя башню, где гарем священный,
• Из-под массивной арки у ворот
• Он видит дом владыки Тепелены
• И перед ним толпящийся народ.
• Тиран в безумной роскоши живет:
• Снаружи крепость, а внутри палаты.
• И во дворе — разноплеменный сброд:
• Рабы и гости, евнухи, солдаты,
• И даже, среди них, «сантоны» — те, кто святы.

• Вдоль стен, по кругу, сотни три коней,
• На каждом, под седлом, чепрак узорный.
• На галереях множество людей,
• И то ли вестовой или дозорный,
• Какой-нибудь татарин в шапке черной
• Вдруг на коня — и скачет из ворот.
• Смешались турок, грек, албанец горный,
• Приезжие с неведомых широт,
• А барабан меж тем ночную зорю бьет.

• Вот шкипетар, он в юбке, дикий взор,
• Его ружье с насечкою богатой,
• Чалма, на платье золотой узор.
• Вот македонец — красный шарф трикраты
• Вкруг пояса обмотан. Вот в косматой
• Папахе, с тяжкой саблею, дели,
• Грек, черный раб иль турок бородатый —
• Он соплеменник самого Али.
• Он не ответит вам. Он — власть, он — соль земли.

• Те бродят, те полулежат, как гости,
• Следя за пестрой сменою картин.
• Там спорят, курят, там играют в кости.
• Тут молится Ислама важный сын.
• Албанец горд, идет, как властелин.
• Ораторствует грек, видавший много.
• Чу! С минарета кличет муэдзин.
• Напоминая правоверным строго:
• «Молитесь, Бог один! Нет Бога, кроме Бога!»

• Как раз подходит рамазан, их пост.
• День летний бесконечен, но терпенье!
• Чуть смеркнется, с явленьем первых звезд,
• Берет Веселье в руки управленье.
• Еда — навалом, блюда — объеденье!
• Кто с галереи в залу не уйдет?
• Теперь из комнат крики, хохот, пенье,
• Снуют рабы и слуги взад-вперед,
• И каждый что-нибудь приносит иль берет.

• Но женщин нет: пиры — мужское дело.
• А ей — гарем, надзор за нею строг.
• Пусть одному принадлежит всецело.
• Для клетки создал мусульманку Бог!
• Едва ступить ей можно за порог.
• Ласкает муж, да год за годом дети,
• И вот вам счастья женского залог!
• Рожать, кормить — что лучше есть на свете?
• А низменных страстей им незнакомы сети.

• В обширной зале, где фонтан звенит,
• Где стены белым мрамором покрыты,
• Где все к усладам чувственным манит,
• Живет Али, разбойник именитый.
• Нет от его жестокости защиты.
• Но старчески почтенные черты
• Так дружелюбно-мягки, так открыты,
• Полны такой сердечной доброты,
• Что черных дел за ним не заподозришь ты.

• Кому, когда седая борода
• Мешала быть, как юноша, влюбленным?
• Мы любим, невзирая на года,
• Гафиз согласен в том с Анакреоном.
• Но на лице, годами заклейменном,
• Как тигра коготь, оставляет шрам
• Преступность, равнодушная к законам,
• Жестокость, равнодушная к слезам.
• Кто занял трон убийц — убийством правит сам.

• Однако странник здесь найдет покой,
• Тут все ему в диковинку, все ново,
• Он отдохнет охотно день-другой.
• Но роскошь мусульманского алькова,
• Блеск, мишура — все опостылет снова,
• Все было б лучше, будь оно скромней.
• И Мир бежит от зрелища такого,
• И Наслажденье было бы полней
• Без этой роскоши, без царственных затей.

• В суровых добродетелях воспитан,
• Албанец твердо свой закон блюдет.
• Он горд и храбр, от пули не бежит он,
• Без жалоб трудный выдержит поход.
• Он — как гранит его родных высот.
• Храня к отчизне преданность сыновью,
• Своих друзей в беде не предает
• И, движим честью, мщеньем иль любовью,
• Берется за кинжал, чтоб смыть обиду кровью.

• Среди албанцев прожил Чайльд немало.
• Он видел их в триумфе бранных дней,
• Видал и в час, когда он, жертва шквала,
• Спасался от бушующих зыбей.
• Душою черствый в час беды черствей,
• Но их сердца для страждущих открыты —
• Простые люди чтут своих гостей,
• И лишь у вас, утонченные бритты,
• Так часто не найдешь ни крова, ни защиты.

(«Чайльд-Гарольд»,

---

81 Примеч. Байрона: Об Албании Гиббон замечает, что эта страна «по сравнению с Италией известна меньше, чем внутренняя Америка». Обстоятельства, объяснение которых не имеет значения, привели г. Хобхауза и меня в эту страну прежде посещения какой-либо другой части оттоманских владений; и, за исключением майора Лика, бывшего в то время официальным резидентом в Янине, ни один англичанин никогда не бывал внутри страны дальше ее главною города, как недавно уверял меня сам г. Лик…

Об Албании и ее жителях я не хочу распространяться, потому что это будет сделано гораздо лучше моим товарищем по путешествию в сочинении, которое, вероятно, появится ранее выхода в свет моей поэмы; а мне не хотелось бы ни следовать за ним, ни предупреждать его. Но для объяснения текста необходимо сделать несколько замечаний…

Ни один народ не внушает своим соседям такой ненависти и страха, как албанцы; греки едва ли считают их христианами, а турки едва ли признают их мусульманами; в действительности же они представляют помесь того и другого, а иногда — ни то ни другое. Нравы у них разбойничьи; они все вооружены; и арнауты с красными шалями, и черногорцы, и химариоты, и геги — все ненадежны; прочие несколько отличаются по наружному виду, но в особенности — по характеру. Насколько я их знаю по личному своему опыту, я могу дать о них благоприятный отзыв…

Албанцы вообще (я говорю не о провинциальных землевладельцах, которые также носят это имя, а о горцах) отличаются изящною внешностью… Их походка — совершенно театральная; но такое впечатление происходит, вероятно, от капота или плаща, который свешивается с одного плеча. Их длинные волосы напоминают о спартанцах, а их храбрость на войне не подлежит никакому сомнению. Хотя у гегов и есть кавалерия, но я никогда не видел хорошего арнаутского наездника; мои люди предпочитали английские седла, в которых, однако, вовсе не умели держаться. Но пешие они не знают усталости.

82 Примеч. Байрона: Так называются греческие монахи.

83 Примеч. Байрона: Прославленный Али-паша.

84 Примеч. Байрона: Пять тысяч сулиотов среди скал в цитадели Сули в течение восемнадцати лет оказывали сопротивление тридцати тысячам албанцев; наконец цитадель была взята с помощью подкупа. В этой борьбе были отдельные эпизоды, достойные, пожалуй, лучших дней Греции.

85 Примеч. Байрона: Когда автор проезжал мимо реки Лаос, она была полноводна и, сразу за Тепеленом, казалась глазу столь же широкой, как и Темза у Винчестера; по крайней мере, так сочли автор и его спутник. Летом, должно быть, он гораздо уже. Лаос — без сомнения, прекраснейшая река Леванта; Ахелой, Алфей. Ахерон, Скамандр и Кайстер — никто не сравнится с ним ни в ширине, ни в великолепии.