Роман лорда Байрона

До сих пор я избегал упоминать о своем ребенке, но в этих моих чувствах вы никогда не сомневались. Я должен спросить о ней. Я слышал, что она хорошеет и резвится; и я прошу, не через вас, а через кого угодно — через Августу, если можно — хотя бы иногда сообщать мне о ее здоровье.

Ваш и т. д.

Б.

4 марта 1816 г., к ней же:

Не знаю, какую обиду может нанести муж жене, один человек другому или даже человек — самому Богу, которую нельзя было бы, как нас учат верить, загладить долгим искуплением, которое я предлагал, еще не зная даже, в чем моя вина перед вами (потому что, пока ее не назвали, я не знаю за собой ничего такого, за что меня можно отталкивать с подобным упорством). Но раз надежды не осталось и вместо долга жены и матери моего ребенка я встречаю обвинения и непримиримость, мне больше нечего сказать, и я буду поступать сообразно обстоятельствам; но даже обида (хотя от нападок я намерен защищаться) оставляет неизменной любовь, с которой я всегда буду относиться к вам.

Б.

Мне сообщили, что вы сами составили предложение о раздельном жительстве; если так, я об этом сожалею; я усматриваю в нем стремление воздействовать на предполагаемые корыстные чувства того, кому предложение адресовано: «если вы расстанетесь с» и т. д. «вы тем самым получаете столько-то немедленно и еще столько-то после смерти тех-то и тех-то» — словно все дело в фунтах, шиллингах и пенсах! Ни слова о моем ребенке; жесткая, сухая юридическая бумага. О, Белл! Видеть, как вы душите и уничтожаете в себе всякое чувство, всякую привязанность, всякое сознание долга (ибо ваш первый долг — это долг жены и матери), — вот что гораздо горше всех возможных для меня последствий.

8 марта 1816 г., к Томасу Муру:

Вина — или даже беда — заключается не в моем «выборе» (если мне вообще следовало выбирать), потому что я считаю и повторяю, даже среди всей этой горькой муки, что вряд ли есть на свете существо лучше, добрее, милее и приятнее, чем леди Б. Я не мог и не могу ни в чем упрекнуть ее за все время, проведенное со мною. Если кто виноват, это я, и если я не могу искупить вину, то должен нести кару.

Ее семья это… — дела мои до сих пор крайне запутаны — здоровье сильно расстроено, а душа неспокойна, притом уже давно. Таковы причины (я не считаю их оправданиями), часто выводившие меня из себя и делавшие мой нрав несносным для окружающих. Некоторую роль, вероятно, сыграли и привычки к беспорядочной жизни, которые могли сложиться у меня вследствие ранней самостоятельности и блужданий по свету. Я думаю, однако, что если бы мне дали возможность исправиться и хоть сколько-нибудь сносную обстановку, все могло бы наладиться. Но дело, как видно, безнадежно — и сказать тут больше нечего. Сейчас — если не считать здоровья, которое улучшилось (как ни странно, любое волнение и борьба вызывают у меня подъем и временный прилив сил), на меня свалились все возможные неприятности, в том числе личные, денежные и т. д. и т. п.

Вероятно, я говорил вам об этом раньше, но на всякий случай повторяю. В несчастье меня пугают не лишения; моя гордость страдает от связанных с ним унижений. Однако не могу жаловаться на эту гордость, которая зато даст мне, я надеюсь, силы все перенести. Если сердце мое могло быть разбито, это случилось бы уже много лет назад, от более тяжких страданий.

18 марта 1816 г.

• Что ж, прости — пускай навеки!
• Сколько хочешь ты мне мсти,
• Все равно мне голос некий
• Повторить велит: «Прости!»

• Если б только можно было
• Пред тобой открыть мне грудь,
• На которой так любила
• Сном беспечным ты заснуть, —

• Сном, нарушенным отныне, —
• Сердцем доказать бы мог
• Я тебе в твоей гордыне:
• Приговор твой слишком строг!

• Свет злорадствует недаром,
• Но хотя сегодня свет
• Восхищен твоим ударом,
• Верь мне, чести в этом нет.

• У меня грехов немало.
• Не казни меня, постой!
• Обнимала ты, бывало,
• Той же самою рукой.

• Чувству свойственно меняться.
• Это длительный недуг,
• Но когда сердца сроднятся,
• Их нельзя разрознить вдруг.

• Сердце к сердцу льнет невольно.
• Это наша льется кровь.
• Ты пойми, — подумать больно! —
• Нет, не встретимся мы вновь!

• И над мертвыми доселе
• Так не плакало родство.
• Вместо нас теперь в постели
• Пробуждается вдовство.

• Истомимся в одиночку.
• Как научишь, наконец,
• Без меня ты нашу дочку
• Выговаривать: «Отец»?

• С нашей девочкой играя,
• Вспомнишь ты мольбу мою.
• Я тебе желаю рая,
• Побывав с тобой в раю.

• В нашу дочку ты вглядишься,
• В ней найдешь мои черты,
• Задрожишь и убедишься,
• Что со мною сердцем ты.

• Пусть виновный, пусть порочный,
• Пусть безумный, — не секрет! —
• Я попутчик твой заочный.
• Без тебя надежды нет.

• Потрясен, сражен, подкошен,
• Самый гордый средь людей,
• Я поник, — тобою брошен,
• Брошен я душой моей.

• Все мои слова напрасны.
• Как-нибудь себя уйму.
• Только мысли неподвластны
• Повеленью моему.

• Что ж, простимся! Век мой прожит,
• Потому что все равно
• Больше смерти быть не может,
• Если сердце сожжено.

(Пер. В. Микушевича)