Информация

Ричард напевал знаменитые строки Уильяма Данбара, обращенные к ненавистному поэту-сопернику, которого автор называет попрошайкой, лжецом, предателем, вором и другими неприятными эпитетами.

Одна из птиц, поселившихся в прокуренной зелени за окном кабинета, похоже, научилась подражать автосигнализации — петляющему звуковому лассо. Разные автомобильные сигналы принадлежали к разным типам, к разным жанрам: ворчливые, истеричные, возмущенные. Существовал даже автомобильный сигнал в стиле постмодернизма, он выдавал сразу целый набор трелей — звуковой конспект по всем остальным автомобильным сигналам. Рано или поздно все лондонские птицы его разучат.

Ричарду нравился Стив Кузенc, потому что он был героем романов будущего. В литературе, как и в жизни, все будет становиться менее и менее невинным. Насильники восемнадцатого века служили романтическим примером веку девятнадцатому; люциферы-анархисты девятнадцатого превратились в ланселотов-экзистенциалистов двадцатого. И так оно и пойдет дальше, пока… не появится Дарко: изголодавшийся поэт. Белладонна: выпавший из гнезда птенец. Кузенc: свободный дух и бич высокомерия. Ричард Талл: славный малый и непонятый неудачник.

_____

Деми стояла рядом с телефоном. Она стояла спиной, но Гвин, проходя мимо, увидел ее отражение в зеркале: бесстрастно склоненную (над ежедневником) голову, съехавший набок воротник рубашки, выглядывающий цветной бюстгальтер. Теперь и Деми могла видеть Гвина: в новом черном тренировочном костюме он был похож на водолаза.

— Урока не будет, — произнесла Деми.

— Что? А, ты про вождение.

— С Бацем произошел несчастный случай.

— Дорожная авария?

— Он упал. Разбился. Он иногда попадает в аварии, потому что старается выделывать разные сложные штуки. Но, должно быть, все очень серьезно. Они предложили мне Джеффа. Но я хочу Баца.

Гвин смотрел на нее с подчеркнутой терпимостью. На самом деле ему страшно хотелось пойти на кухню и поболтать со своим любимым телохранителем Филом. Но Гвин задержался — он был так мил с женой. Он был на удивление мил с Деми. Он даже обнял ее. Почему? Потому что теперь все было по-другому. Но что она сделала, чтобы это заслужить?

Накануне вечером за ужином Гвин, причинив значительный ущерб своей чувствительной натуре, все-таки вынудил Деми сказать:

— Ты меня ненавидишь. За что?

— А как должен… Что должен чувствовать человек в таких случаях? Когда его жена, его собственная жена… смеется над самой его сутью. Над источником его жизненных сил. Над тем, что придает его жизни смысл. Когда она надсмехается над его душой?

— Честное слово, я не понимаю, о чем ты.

Минуту назад Гвин чуть не расплакался, чуть не погрузился в бездну жалости к самому себе. И это было приятное чувство: расслабляющее, чувственное, теплое. Он откинулся на спинку стула, задрал подбородок, прикрыл глаза и сказал:

— Ты сказала Ричарду, что я не могу писать ни за что.

— Ну, да.

— Вот видишь.

— Но это так!

— Вот видишь.

— Но это так.

— Полагаю, следующий шаг — развод.

— Но это ведь так очевидно.

— Я передаю дело своим адвокатам.

— Извини, если этого не следовало говорить при посторонних.

— Переезд займет у меня пару дней. Надеюсь, я могу рассчитывать на обычную любезность…

— Погоди. Честное слово, я не понимаю, почему ты так злишься. Дай вспомнить. — И снова все комментарии и пунктуация отразились на лице Деми: скобки, курсивы. — Мы говорили о том, сколько тебе платят. Не за романы, а за журнальные статьи. В смысле, сколько стоит слово.

И Ричард сказал, что это куча денег. А я сказала, что не можешь же ты писать ни за что. Что в этом плохого?

— …Иди сюда и поцелуй меня. Ах ты, моя деточка. Ты хотела сказать — за гроши, любимая. Не ни за что. А за гроши.

Через несколько секунд Гвин вдруг севшим голосом обещал Деми, что однажды, скоро, он сделает ей сыновей. И он провел ночь в хозяйской спальне, и даже, может быть, занялся бы с ней любовью — нежно, со слезами, отпуская ей все грехи, если бы не чувствовал себя таким усталым и не боялся, что она забеременеет. Деми рассказала ему еще кое-что о тех выходных в Байленд-Корте: кое-что доставившее Гвину неописуемое удовольствие. «Подобно всем писателям, Барри часто находился во власти своего…» «Видя, как просветлели глаза мужа, она поняла, что…» «Сверхчувствительный, но всегда готовый простить, он никогда не смог бы…»