V.

Странны места, где такое может случиться. Еше более странно то, что это вообще случается. Рэйчел направилась к телефону. Кто-то разговаривал. Но она могла подождать.

III

Профейн зашел в квартиру Винсома в тот момент, когда Мафия в одном надувном бюстгальтере с тремя любовниками, которых Профейн видел впервые, занималась игрой собственного изобретения под названием "Музыкальные одеяла". На останавливаемой произвольным образом пластинке Хэнк Сноу пел "Все прошло". Профейн пошел к холодильнику и достал пиво. Он уже собирался позвонить Паоле, как раздался звонок.

— Айдлуайлд? — переспросил он. — Может, удастся взять машину у Руни. «Бьюик». Только я не умею водить.

— Я умею, — сказала Рэйчел. — Жди там.

Профейн уныло оглянулся на жизнерадостную Мафию с приятелями и поплелся по пожарной лестнице в гараж. «Бьюика» не было. Только «Триумф» Макклинтика Сферы — заперт, ключей нет. Профейн сел на капот «Триумфа», окруженного неодушевленными собратьями из Детройта. Рэйчел явилась через пятнадцать минут.

— Машины нет, — сказал он, — нас обманули.

— О Боже. — Она объяснила, зачем ей в Айдлуайлд.

— Не понимаю, чего ты так суетишься. Хочет прочистить себе матку — ради Бога, пускай чистит.

После этого Рэйчел следовало сказать: "Ты бессердечный подонок", вмазать ему и отправиться искать машину в другом месте. Но, приблизившись, она попыталась рассуждать — даже с нежностью, или, возможно, лишь умиротворенная этим новым, пусть даже временным, определением покоя.

— Не знаю, убийство это или нет. — сказала она, — Меня это мало волнует. Сколько орехов составляет кучку? Я против абортов из-за того, что они причиняют девушке. Спроси у любой, которая через это проходила.

Профейну даже показалось, что она говорит о себе. Ему захотелось убраться отсюда. Сегодня Рэйчел вела себя странно.

— Ведь Эстер слаба, Эстер — жертва. После наркоза она придет в себя, ненавидя мужчин, считая, что все они обманщики, и все же понимая, что ей придется довольствоваться тем, кого удастся заполучить — хоть осторожным, хоть неосторожным. В конце концов она согласится на кого угодно — местного рэкетира, студента, тусовщика, слабоумного или преступника, поскольку без этого ей не обойтись.

— Не надо, Рэйчел. Подумаешь, Эстер! Ты что, влюбилась в нее? Так о ней печешься.

— Да.

— Помолчи, — продолжала она. — Ты же не Свин Бодайн. Сам знаешь, о чем я. Сколько раз ты рассказывал мне о том, что творится под улицей, на поверхности, в подземке.

— Да, — огорошенный. — Конечно, но:

— Я хочу сказать, что люблю Эстер так же, как ты любишь обездоленных и заблудших. Как можно относиться иначе? К тому, кого возбуждает собственная вина? До сих пор она была разборчива. Пока не поняла, что не может сопротивляться, постоянно переживая свою участь дежурной любовницы Слэба и этой свиньи Шунмэйкера. Что вскоре станет обессилевшей, уязвленной, отвергнутой.

— Слэб как-то был с тобой, — он пинал ногой шину, — в горизонтальном положении.

— Да. — Молчание. — Я могла уйти в себя. Может, под этими рыжими космами скрывается девушка-жертва, — засунув ладошку в волосы, она медленно подняла свою густую гриву, Профейн почувствовал эрекцию, — та часть меня, которую я вижу в ней. Такую же, как Дитя депрессии Профейн неабортированный комочек, ставший фактом на полу старого гувервиллевского барака в тридцать втором, ты видишь его в каждом безымянном бродяге, попрошайке и бездомном, ночующем на улице, и ты любишь его.

О ком она говорит? Всю прошлую ночь Профейн мысленно разговаривал с ней, но такого никак не ожидал. Опустив голову, он пинал ногой неодушевленные шины, зная, что они отомстят в самый неподходящий момент. Теперь он вообще боялся говорить.

Ее рука по-прежнему была в волосах, глаза наполнились слезами. Она отошла от крыла, на которое опиралась, и замерла, широко расставив ноги. Дугой выгнулись бедра. В его направлении.

— Мы разошлись со Слэбом из-за нашей несовместимости. Команда потеряла для меня всякую привлекательность, не знаю, что случилось, но я выросла. Он никогда не покинет ее, хотя все понимает и видит то же, что вижу я. Не хочу, чтобы меня затянуло, вот и все. Но тогда ты…

Блудная дочь Стюйвезанта Аулгласа стояла в позе красотки с плаката. Готовая при малейшем скачке давления в кровеносных сосудах, эндокринном дисбалансе или возбуждении эрогенных зон вступить в связь со шлемилем Профейном. Казалось, ее груди тянутся к нему, но он не двигался, боясь прервать это удовольствие, боясь почувствовать вину за любовь к неудачникам — к себе, к ней, — боясь убедиться в том, что она — столь же неодушевленная, как и все вокруг.