V.

— Я пошла следом за вами, — сказала девушка. — Папа умер бы, если б узнал. — Ханна видела ее лицо, наполовину погруженное в тень. — О мистере Гудфеллоу.

Пауза. За ней последовало:

— Твой отец был сегодня днем в немецкой церкви. Так же, как мы сейчас в немецкой пивной. Сэр Алистер слушал, как кто-то играет Баха. Будто Бах это все, что осталось. — Очередная пауза. — Так что не исключено, что он уже знает.

Она склонила голову. На ее верхней губе остался ус от пивной пены. Наступило одно из тех странных затиший, что время от времени опускаются в любой шумной комнате. И среди этого затишья раздался второй свисток александрийского экспресса.

— Ты любишь Гудфеллоу.

— Да, — ответила она полушепотом.

— Я обо всем уже подумала, — продолжала она. — Вы мне не верите, но я должна сказать. Это — правда.

— И что прикажешь мне делать?

Она наматывала на пальцы колечки волос.

— Ничего. Просто поймите.

— Как ты можешь… — Он был разгневан. — Неужели ты не видишь — если человек «понимает» кого-то, его за это могут убить. Ты этого хочешь? У вас что, вся семейка немного того? Неужели вы не можете довольствоваться меньшим, а обязательно — сердце, глаза и печенка?

Нет, это — не любовь. Ханна извинилась и вышла из-за столика. Эти двое не были парочкой. Пятно продолжало ее преследовать. У нее осталось единственное желание: снять с него очки, поломать их и раздавить, посмотреть, как он страдает. Как было бы прелестно!

И это — добрая Ханна Экерц. Мир что, с ума сошел с этой Фашодой?

VIII

В коридор выходят занавешенные двери четырех лож, расположенные, если смотреть из зрительного зала, на уровне верхнего ряда летнего театра в Езбекии.

Человек в синих очках торопливо направляется во вторую от выхода на сцену дверь. Тяжелые красные бархатные занавески начинают асинхронно колыхаться за его спиной. Однако, их вес скоро гасит колебания. Они висят неподвижно. Проходит десять минут.

Два человека выходят из-за угла возле аллегорической статуи Трагедии. Их ноги давят единорогов и павлинов, повторяющихся ромбами по всей длине ковра. Лицо одного почти неузнаваемо под лохмотьями белой кожи, скрывающими его черты и слегка изменившими контуры головы. Другой довольно толст. Они входят в ложу, соседнюю с той, где исчез человек в синих очках. Свет снаружи — свет позднего лета — падает через единственное окно, окрашивая статую и ковер с фигурами в однотонно оранжевый цвет. Тени сгущаются. Воздух, кажется, уплотнился от этого непонятного цвета — да, скорее всего, оттенок оранжевого. По коридору идет девушка в цветастом платье и входит в ложу, занятую двумя мужчинами. Несколькими минутами позже она появляется вновь. В глазах и на щеках блестят слезы. Вслед за ней выходит толстяк. Они исчезают из поля зрения.

Опускается полная тишина. Тем более неожиданным кажется появление рябого человека с дымящимся пистолетом. Он входит в соседнюю ложу. Вскоре они вместе с человеком в синих очках вываливаются из-за занавески и, сцепившись в схватке, падают на ковер. Нижние части их тел остаются невидимыми. Рябой срывает с противника очки, разламывает пополам и бросает на пол. Его противник сильно жмурится и пытается отвернуться от света.

А в конце коридора все это время стоит еще один мужчина. Окно сзади него делает его позицию выгодной — он появляется, как тень. Человек, сорвавший очки, припадает к полу и пытается повернуть голову врага к свету. Стоящий в конце коридора делает правой рукой еле заметный жест. Человек направляет взгляд в его сторону и приподнимается. Из правой руки того, на кого он смотрит, вырывается вспышка, потом еще одна, и еще. Оранжевый цвет пламени ярче, чем у солнца.

Зрение отказывает в последнюю очередь. Возникает, наверное, почти неразличимая линия между глазом отражающим и глазом принимающим.

Полусогнутое тело падает на пол. Лицо с белыми пятнами становится еще страшнее. И мертвое тело перетаскивается к окну — в выгодную позицию.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

в которой Эстер делает операцию на носу

На следующий вечер Эстер с напряженными бедрами и чопорным видом сидела на заднем кресле автобуса-экспресса и пыталась разделить внимание между криминогенными пустырями за окном и мягкообложечным изданием "В поисках Брайди Мерфи". В написанной колорадским бизнесменом книжке говорилось о жизни после смерти. По ходу повествования автор касался метемпсихоза, лечения верой, экстрасенсорного восприятия и других таинственных канонов современной метафизики, связанных в нашем сознании с Лос-Анжелесом и подобными ему городами.