Зимняя сказка

– Какой надземки?

– Обычной надземки.

– Надземки?

– Да, надземки, которая ходит по Шестой авеню.

По ее спине пробежала дрожь.

– Я говорю о поездах надземной железной дороги, – повысил голос Питер Лейк. – Неужели вы слышите о них впервые?

Она покачала головой.

– Ни на Шестой авеню, ни в близлежащих кварталах надземных дорог нет. Возможно, они сохранились где-нибудь в Бронксе или в Бруклине, но только не на Манхэттене.

– Что вы мне голову морочите? Куда же они могли подеваться? Они здесь всюду.

– Нет, – решительно возразила она. – Их здесь нет.

– Позвольте мне выглянуть в окно…

– Вам поставлена капельница, вы подключены к мониторам, и, помимо прочего, окна эти выходят на боковую улочку.

– Я хотел бы на нее посмотреть.

– Неужели вы мне не верите? Надземки здесь нет уже с полвека.

– Именно поэтому мне и хотелось бы взглянуть на улицу. Я хочу посмотреть на город. Это единственное надежное средство для оценки времени.

– А как же кони? – усмехнулась она.

– На конях далеко не уедешь. Для этого они слишком малы. Надеюсь, вы меня понимаете? Мне нужно увидеть сам город.

– Сначала вам нужно выздороветь.

– Я уже и так выздоровел.

– Пока не совсем.

– Я совершенно здоров!

Он распахнул халат. Она было хотела остановить его, но неожиданно увидела на месте только-только начинавших рубцеваться ран гладкие шрамы и испуганно прижала руки к губам. Она не верила собственным глазам, поскольку только что самостоятельно обрабатывала эти раны. Может быть, пациент шутил? Но нет, судя по всему, он действительно уже не нуждался во врачебной помощи…

– Какой сейчас год? – спросил он.

Она ответила ему, и он с новой силой захотел увидеть город.

– Отведите меня на крышу! – попросил он.

Она помогла ему отсоединить трубки и сенсоры, после чего он смог облачиться в одежду, которую ему дали на пароме. Тихонько выйдя из палаты, они направились к лифту. На улице уже стемнело, но какое это имело значение для Нью-Йорка?

Судя по тому, как пациент смотрел на нержавеющую сталь, на датчики противопожарной сигнализации и на светильники, все эти вещи он видел впервые. Будучи врачом, она не могла не обратить внимания и на его подрагивающие губы, и на то, что его лицо то бледнело, то наливалось кровью. Она почувствовала, что ее тоже стала бить дрожь.

– Если это шутка, вам не поздоровится! – произнесла она, поражаясь собственной легковерности.

Они поднялись на последний этаж. Это старое здание несколько раз перестраивалось, но оно по-прежнему походило на госпиталь прошлого века, и потому Питер Лейк ожидал увидеть с его крыши привычную панораму города. Он увидит дороги, плывущие по гавани паромы с изрыгающими снопы искр и клубы черного дыма высоченными трубами и ни на что не похожие ажурные арки мостов. Он проснется, и все тут же вернется на свои места.

Они стояли уже у двери, которая вела на крышу.

– Ну вот, – усмехнулся Питер Лейк. – Честно говоря, мне страшно открывать эту дверь…

– Толкните, она сама откроется.

«Сан»

Пятнадцатого мая «Сан» праздновал свой стодвадцатипятилетний юбилей, и на борт стоявшего у причала парома, ходившего на Стейтен-Айленд, поднялось разом несколько тысяч человек. Гарри Пени решил отметить этот славный юбилей, пригласив своих сотрудников и членов их семей в весенний круиз «вверх по течению Гудзона и вниз под скалами Пэли-сейдс» (именно так звучал исходный вариант, вызвавший крайнее неудовольствие литературного редактора Хью Клоуза, саркастически выразившего свой протест против прокладки туннелей в скальной породе). Им была отвергнута и формулировка «под сенью Пэлисейдс», поскольку безлунной ночью они в любом случае не увидели бы скал Джерси. В конце концов они остановились на достаточно неопределенном варианте «у Пэлисейдс».

Ярко освещенный паром походил на залитую солнечным светом вазу, наполненную тропическими фруктами. На покрытых льняными скатертями, выстроенных бесконечными лентами длинных столах стояли тысячи бутылок шампанского и тонны закусок и десертов. Донельзя довольные гости расходились по палубам, на каждой из которых играл свой оркестр. Сегодняшний вечерний выпуск пошел в печать необычно рано, сотрудники нежданно-негаданно получили огромные премии, равные их годовому жалованью, и поздравительные письма от Гарри Пенна, в которых он благодарил их за самоотверженный труд и призывал работать вместе и впредь.