Зимняя сказка

Увидев перед собой огромную, заполненную кокосовым молоком ванну, в которой плескалось не меньше тридцати человек, он извинился перед ними и, сбежав вниз, поспешил вернуться в город.

Настоящий город тоже буквально кишел Куцыми Хвостами, многие из которых, едва завидев Питера Лейка, пускались за ним в погоню. Ему то и дело приходилось выпрыгивать из окон и продираться сквозь толпы прохожих, отскакивавших от него, словно бильярдные шары.

Несмотря на необычность этого занятия, оно явно пришлось ему по душе. Ему нравилось карабкаться по отвесным стенкам и прыгать с крыши на крышу. Он забыл обо всем на свете, кроме самого города, который внезапно обрел знакомые очертания и наполнился жизнью.

Он не хотел подвергать ни себя, ни своих соседей ненужному риску и потому решил не возвращаться в свою комнату. О преследователях же Питер Лейк знал единственно то, что они звались Куцыми Хвостами.

– Похоже, я вижу сон, – пробормотал он, бредя по людной даже в полуночный час Пятой авеню, – который будет длиться вечность…

Ему страшно хотелось спать, и он, чудесным образом вспомнив еще один эпизод из своего далекого прошлого, уверенно направился к Центральному вокзалу.

Толпы транзитных пассажиров молча пересекали огромный, словно прерия, зал, на сводах которого была изображена карта звездного неба. Оказавшись на тенистой галерее над Вандербилт-авеню, Питер Лейк поднял глаза вверх и увидел над собой знакомые до боли тусклые созвездия, лампы которых не горели уже несколько десятилетий, отчего небесный свод казался зловещим и мрачным. Он подошел к небольшой дверце и, достав из кармана сумочку с инструментами, пробормотал:

– Где-то этот замок я уже видел… Макколи номер шесть.

Он открыл замок с такой легкостью, словно был профессиональным взломщиком, и, прикрыв за собой дверь, стал взбираться по узкой лесенке.

Поднявшись наверх, Питер Лейк привычным движением включил знакомый рубильник, после чего на каменных сводах зала засветились разом все звезды. Судя по всему, никто из работников вокзала даже не подозревал о существовании этого выключателя. Он подошел к своему ложу, которое за сто последних лет успело изрядно запылиться, и удивленно посмотрел на стоявшие между стальными колоннами коробки с консервами, в которых теперь находилось что-то вроде нервно-паралитического яда, и стопки пожелтевших от времени бюллетеней «Полис газетт».

Питер Лейк не без удовольствия лег на свою старую лежанку. На улице стояла зима, под сводами вокзала горели звезды, он же находился по ту сторону неба. Далеко внизу по мраморным полам кремового цвета, не поднимая глаз, куда-то спешили люди, которым было невдомек, что над их головами вновь зажглись звезды.

Рассерженный Хардести вместе с тысячами других горожан брел по улицам города. Нью-Йорк мог вывести из равновесия кого угодно. Для этого достаточно было попасть на любую из его людных улиц. Хардести знал, что главные улицы в этот час всегда были полны людьми, и сознательно избирал именно их, желая довести себя до такого состояния, в котором он смог бы понять, что же сможет спасти его маленькую дочку.

Сначала ему хотелось с кем-нибудь подраться, и поводов для этого у него было предостаточно, ибо по улицам бродило великое множество вооруженных и отчаянных людей, зарабатывавших себе на жизнь грабежом и убийствами. Они не боялись никого и ничего и роились как пчелы, ищущие живительную пыльцу.

– Что тебе здесь нужно? – спросил его на Восемьдесят седьмой улице один из двух дюжих молодчиков, вставших у него на пути.

– Простите? – спросил с усмешкой Хардести.

– Я спрашиваю, что тебе здесь нужно? Выкладывай все как есть! – прорычал второй молодчик, делая шаг вперед.

– Я здесь живу, – как ни в чем не бывало ответил Хардести.

– Где? – выпалили разом молодчики.

– На Восемьдесят четвертой.

– Здесь тебе не Восемьдесят четвертая, парень. У нас-то ты что поделываешь?

– Думать-то вы, ребята, не горазды, – покачал головой Хардести. – Какой кошмар, кругом одни тупицы! Впрочем, я всегда их жалею. Вы хотите знать, что я здесь делаю? Сейчас я вам все расскажу. Я ищу приключений. Сейчас я пойду домой и достану из левого кармана пальто целую пачку денег. Их так много, что мне приходится держать их просто в кармане, в бумажник они не влезают. Тридцать тысяч в пачке и еще тысяч десять в кошельке!

Противники изумленно выпучили глаза и попятились назад.