Зимняя сказка

Почувствовав, что его рука уверенно держится за лепнину, Хардести решил немного передохнуть и отдышаться, словно забыв о том, что находится на головокружительной высоте. Но уже через несколько секунд, собравшись с силами, подтянулся и забрался на шедший вдоль стены карниз.

Оставшиеся далеко внизу полицейские не могли и предположить, что кто-то может попасть под своды зала, минуя их пост. Пассажиры же, даже приди им в голову безумная мысль посмотреть на звезды, вряд ли смогли бы разглядеть рядом с ними шедшую по узкому карнизу крошечную человеческую фигурку.

Заметив выбитую то ли птицей, то ли шальной пулей секцию окна, Хардести поспешил нырнуть за нее и оказался в узком, плохо освещенном коридоре, в дальнем конце которого виднелась спиральная лесенка. Поднявшись по ней до самого верха, он увидел в маленькой, похожей на часовенку комнатке запертую с другой стороны железную дверь.

Не зная, как открыть замок, Хардести решил выбить дверь плечом.

В это самое время сидевший на своей укромной, расположенной между стальными балками лежанке Питер Лейк занимался чтением бюллетеня «Полис газетт» за ноябрь 1910 года.

Без удивления, но и не без известного удовольствия он рассматривал портреты угрюмых вандалов и задумчивых жуликов, не сознавая того, что некогда он был лично знаком едва ли не с каждым из них. Со страниц бюллетеня на него взирали Джеймс Кейси, Чарльз Мейсон, Доктор Лонг и Джозеф Льюис, лица которых казались ему на удивление знакомыми. Почему, к примеру, его так тронула старая фотография карманника Уильяма Джонсона?

Поразившись мудрому, грустному взгляду Уильяма Джонсона, Питер Лейк хотел было открыть бюллетень на той самой странице, где был дан его собственный портрет, как тут услышал, что кто-то изо всех сил барабанит по железной двери. «Полис газетт», птицей выпорхнув из его рук, упал в пыль обложкой вверх.

Питера Лейка привезли в полицию незадолго до истории в Дельмонико, за которую он мог бы схлопотать немалый срок, и на всякий случай избили там до полусмерти. После того как он привел свою одежду в порядок, его усадили на стул и сфотографировали. В тот самый момент, когда вспыхнула вспышка фотографа, из-за стены раздался истошный крик, и потому на лице его отразилось сострадание к несчастной жертве полицейского произвола.

Питер Лейк напрочь забыл о существовании дверцы, которая вела на крышу вокзала. Он озадаченно замер и перевел включавший свет звезд рубильник в старое положение, однако звезды почему-то и не думали гаснуть. Ему не оставалось ничего иного, как только забраться по стальным балкам под самую крышу и залечь на одном из ее стропил в ожидании неприятеля. Примерно через полчаса после очередного удара Хардести изогнутая дверь распахнулась. Пошатываясь от усталости, он зашел на чердак и, схватившись за одну из стоек, принялся озираться по сторонам. Выждав несколько минут, Питер Лейк легко спрыгнул вниз, вновь закрыл дверь и подвел находившегося в полуобморочном состоянии, тяжело дышавшего Хардести к своей лежанке. Наполнив теплой водой пустую банку из-под бараньей тушенки девяностолетней давности, он плеснул ему водой в лицо.

Хардести затряс головой и открыл глаза.

– Ты зачем сюда забрался? – спросил Питер Лейк.

– Я увидел, что ты смотришь вниз из люка, и решил понять, кто ты и как ты сюда попал?

– А что заставило тебя посмотреть вверх? Этого ведь не делает никто!

– Даже не знаю. Когда я увидел зажегшиеся звезды, я уже не мог отвести от них взгляд.

– Ты собирался куда-то ехать?

– Нет.

– Но как ты мог сюда проникнуть? – спросил Питер Лейк с подозрением. – Ты знаком с полицией?

– Я залез по стене, держась за все эти дурацкие резные венки и ленточки.

– Ты что, альпинист?

– Да, – ответил Хардести со вздохом. – Когда-то я действительно…

Он осекся, поняв, что уже видел этого человека у Петипа. В тот же самый момент его узнал и Питер Лейк.

– Кто ты такой? – спросил Питер Лейк дрожащим голосом.

Хардести затряс головой:

– Это не имеет никакого значения. Ты-то кто?

Джексон Мид высвободил разом все резервы и силы, копившиеся им долгие годы, представив совершенно сногсшибательный спектакль, который должен был идти десять дней до Нового года и с началом нового тысячелетия продлиться в бесконечность, поскольку радужный мост должен был стать составной частью жизни горожан.

Он занимался строительным искусством уже не одно столетие и в этом не знал себе равных. Он верил в законы равновесия и гармонии и считал, что строительство нового неизбежно сопровождается разрушением старого, и потому относился к недовольству оппонентов как к чему-то само собой разумеющемуся. Он уважительно относился к противникам и никогда не пытался расправляться с ними, понимая, что правы и они и, будь ситуация иной, он также мог бы оказаться в их рядах. Впрочем, поскольку он по-прежнему хотел изменить мир, ему часто приходилось бороться с оппозицией. Он любил повторять, что любой настоящий строитель знаком с правилами ведения войны.