Зимняя сказка

Джексону Миду не удалось построить мост к заоблачным высям, так что и он и его друзья – Сесил Мейчер и Мутфаул – исчезли бесследно и вскоре были забыты. Как это не раз уже бывало и прежде, он тут же приступил к разработке нового проекта, надеясь на то, что рано или поздно ему удастся вернуться на свое место. Если же время для этого еще не подоспело, ничего не поделаешь, придется подождать. К тому времени, когда он вновь появится в этом мире, помнить о нем не будет уже никто, а значит, никто и не помешает.

В то же утро город начал отстраиваться вновь. Дынная вереница барж вывозила битый камень в открытое море. Удары свайных копров, приглушенные подземные взрывы, визг пил и пыхтение паровых машин «Сан» казались горожанам прекрасной музыкой.

Хотя Гарри Пенну и довелось увидеть несколько новых зданий, он умер вскоре после начала строительства нового города, не дожив до того момента, когда Джессика родила Прегеру деПинто сына, который, как истинный наследник Пенна, возглавит в будущем, которое нам даже трудно представить, работу редакции «Сан».

Перли никуда не исчез. Он сумел найти себе занятие на улицах нового города, несмотря на то что город был юн, невинен и совершенно не имел никакого представления о зле. Перли ловко следовал за изменчивой модой, подстраивался и перестраивался. В конце концов – без него была бы не жизнь, а сливочное мороженое с сиропом. А от сливочного мороженого толку не много.

Какая белизна вокруг. Город уже далеко позади, но нам все еще надо сказать пару слов о его обитателях, которые отныне предоставлены сами себе.

Столько всего успело произойти, что некоторые новости могут просто поставить нас в тупик. Тем не менее то, что госпожа Геймли обручилась с Крейгом Бинки, – это общеизвестный факт. Их брак обещает быть заключенным на небесах, и лев ляжет наконец рядом с ягненком.

А помните испуганных молчаливых ребятишек, которые приходили в студию Марко Честната, а он рисовал с них портреты, пока дождь стучал по шиферу мансарды и стекал по стеклам? Многие из них выучились на художников и останутся в памяти потомков. Эбби Марратту ждет та же судьба. Ее будущее и успех, которым она будет пользоваться в конце жизни, сейчас даже невозможно представить. Впрочем, мы можем попытаться, припомнив традиции ее семьи.

Облака пошли сплошной беспросветной пеленой. Город оставлен наедине со своей грезой. А что же с Питером Лейком? – спрашиваете вы. Открылось ли ему прошлое? Смогли он повернуть время вспять и соединиться с любимой или искупил город своим необратимым падением?

Что ж – пока в облаках не откроется просвет над новыми, еще не отстроенными городами, никто вам про это не расскажет. Ответ следует искать в собственном сердце.

Примечания

«В 1961-м, когда мне было четырнадцать, – рассказывал Марк Хелприн в интервью Д.Мирони, – я заехал на велосипеде в Оклахому и в каком-то крохотном придорожном кафе спросил у парня, который там работал, нельзя ли мне позвонить. Ну а поскольку телефон был обычный, не автомат, я сказал, что оставлю деньги – звонок-то дальний.

– А куда ты собираешься звонить? – спросил парень.

– В Нью-Йорк.

– В Нью-Йорк? – переспросил он. – Первый раз слышу!

Конечно, может быть, он шутил, но мне кажется, что он говорил вполне серьезно». (Interview with M. Helprin. American Enterprise, July 2001, by John Meroney.)

Этот далекий, почти детский эпизод из жизни Марка Хелприна объясняет не только своеобразное чувство юмора, присущее автору, но и позволяет понять его желание написать «большую книгу о большом городе», в которой главную роль будет играть Нью-Йорк.

В примечаниях отмечены топонимы Нью-Йорка и его окрестностей, а также исторические персоналии.

На пространстве текста они живут, подчиняясь прихотливым ассоциативным связям. Так, например, упоминание горы Мак-Кинли (6187 м) провоцирует появление на следующей странице Джона Палмера, кандидата (в тексте он назван президентом) от Демократической партии, проигравшего на президентских выборах 1896 г. республиканцу Уильяму Мак-Кинли; «светское» allegro из Третьего Бранденбургского концерта И.Баха отсылает к «жанровым сценкам» средневековой монастырской жизни, а мученичество св. Стефана (побивание камнями) заменяется на костер. Облик Нью-Йорка представлен в «смещенном хронотопе городской среды», оценить который в полной мере может не только житель этого заокеанского мегаполиса, но и вдумчивый читатель, знакомый с отечественным приемом «показа эпохи сквозь птичий глаз». Чего стоят одни «фиванские сфинксы напротив здания Университета», о которых мельком обронил поэт…