Город дозволял всем желающим посмотреть на него издалека, взмыть повыше, не делая для этого ни малейшего усилия, и объять его одним взглядом. Подобно Нью-Йорку (а конечно же, на картине был изображен именно Нью-Йорк, забывший о своих сегодняшних невзгодах), город этот отличался поразительной красотой. Все красивое в нем было красиво вопреки самому себе и потому являло собой полную неожиданность. Все движения в нем были плавными и волшебно грациозными. Здешние летающие машины двигались уверенно и неспешно подобно восходящим светлым планетам.
– Что же это за город? – изумился мэр. – Неужели это Нью-Йорк?
– Конечно Нью-Йорк, – отозвался Айзек Пенн. – Разве его можно с чем-нибудь спутать?
– Но как такое возможно?
– Что вы хотите сказать? Ведь вы видите эту картину собственными глазами, не так ли?
Таким город мог представляться только Беверли. Стоило Питеру Лейку подумать о ней, как все словесные описания схлынули, укатились брошенной монетой, оставив лишь чувство беспримесной радости. Беверли же явно изображала из себя скучающего смотрителя, послушную дочь, в тысячный раз с напускным вниманием выслушивающую рассказ отца о его коллекции и грезящую о том, о чем грезят юные девушки в присутствии пожилых отцовских приятелей. Она взобралась на маленькую лесенку, ведшую на возвышение, над которым висела картина, и, подперев подбородок руками, принялась разглядывать гостей, время от времени посматривая на Питера Лейка.
А Питер Лейк все не мог решить, на что смотреть ему – на живую картину или на сидящую перед ней девушку. Но сама эта нерешительность, заметил он, служила источником блаженства.
Если тому ребенку, которого он некогда встретил в темном подъезде, все-таки удалось выжить, в помоши он, скорее всего, уже не нуждался. Если он умер, значит, его похоронили вместе с другими нищими в общей могиле и Питеру Лейку уже никогда не удастся его разыскать. Многие подобные кладбища были застроены и таились где-то под фундаментами зданий и бойлерными. То дитя, возможно, лежало сейчас на глубине в тридцать футов под кучей угля в подвале какого-нибудь пансиона, кишащего клерками и молоденькими продавщицами.
За несколько дней до Нового года Питер Лейк сел на Атанзора и поскакал к Керлер-Хук, где он оставил некогда свое каноэ, надеясь повторить свой прежний путь. В этой ситуации он не мог полагаться на память, поскольку за прошедшее время город изменился до неузнаваемости. Помимо прочего, теперь в этом районе было столько Куцых, которых вытеснили туда новые законы и новый передел собственности, что они наверняка застукали бы его в два счета. Тем не менее этим ясным солнечным утром он направил Атанзора на аллею Кристи. Ее поблескивающие инеем и льдом аккуратные деревца звенели на ветру хрустальными люстрами.
Мосты остались позади. Он подъехал к небольшому, но очень уютному отелю «Кляйнвааге», известному своими бифштексами, готовившимися на древесном угле, мягкими как пух белоснежными кроватями и зелеными гостиными, украшенными живыми цветами. Проезжая мимо здания отеля, Питер Лейк окинул его взглядом и увидел медленно спускавшегося по белой мраморной лестнице важного толстяка, одетого в горностаевую шубу и увешанного бриллиантами, который держал в руках тросточку. Он походил бы на преуспевающего торговца пряностями, если бы его не выдавали сросшиеся брови, темные глазки-щелочки на полном круглом лице, одышка и китайская шляпа.
– Сесил? – изумился Питер Лейк.
Сесил Мейчер испуганно повернулся в его сторону и, выпучив глаза, бросился наутек, быстро перебирая своими толстенькими, похожими на сардельки ножками. Впрочем, ему в любом случае не удалось бы убежать от Атанзора.
– Сесил, что это с тобой?
Сесил замер.
– Ты не должен был меня увидеть…
– О чем это ты? Я думал, ты погиб. Что случилось?
– Я не должен этого говорить.
– Кто это тебе сказал?
– Они, – ответил Сесил, указывая на отель.
– Кто это – они?
– Джексон Мид.
– Он вернулся? Ты попал к нему? Я тебя не понимаю. Ты можешь ответить мне внятно?
– Не могу…
– Брось, Сесил Мейчер! Неужели ты забыл меня?
– Во-первых, я вовсе не Сесил Мейчер.
– А кто же ты тогда?
– Господин Сесил Були.
Питер Лейк ошарашенно уставился на своего старого друга.
– Меня зовут господин Сесил Були, и работаю я у Джексона Мида,
– Ты готовишь ему пюре?
– Ничего подобного.