Зимняя сказка

Они плыли все дальше и дальше вниз по быстрой реке, омывавшей берега этого огромного города. К тому времени, когда они вышли на траверс, на стеклянных столпах и серых утесах небоскребов заиграли золотистые лучи заходящего солнца. Через несколько минут свет этот почти померк, и тогда город погрузился в море собственных огней. Рядом с этими удивительными золотистыми и зеленоватыми огнями, ярко освещенными набережными и высокими шпилями корабли, стоявшие у причалов Норт-Ривер, казались крохотными букашками, выглядывающими из-под плинтусов.

– Смотри, Мартин! – воскликнула Вирджиния, приблизив лицо ребенка к иллюминатору. – Золотой город!

Корабль проплыл по этому сверкающему огнями городу еше десять миль и пришвартовался возле пожарного причала Бэттери, после чего его пассажиров высадили на берег. Офицеры хотели побыстрее освободиться от них, с тем чтобы судно могло выйти за Нэрроуз и заняться настоящей работой на просторах океана. Пассажиры вышли через здание пожарного депо на людную улицу и тут же оказались в хищной пасти города.

К десяти часам вечера изрядно уставшая от бесцельных скитаний по холодным улицам Вирджиния, которую явно принимали за нищенку, оказалась под сводами Центрального вокзала. Она на минуту остановилась возле окон «Устричного бара», за которыми виднелись счастливые посетители, лакомившиеся тушеными устрицами и горячими рыбными котлетами, приготовленными по старинным рецептам, и хотела было продолжить свой путь, как тут молодая женщина в зеленом шелковом платье, сидевшая в дальнем конце зала и не сводившая с нее глаз, поднялась на ноги и, удивленно всплеснув руками, направилась в ее сторону. Впрочем, Вирджиния ни минуты не сомневалась в том, что та обозналась. Каково же было ее изумление, когда в вышедшей из двери бара молодой женщине она узнала свою подругу детства Джессику Пени.

В течение нескольких поколений Пенны проводили каждое лето на озере Кохирайс (мужчины появлялись там только в августе, женщины же и дети жили там все лето), любуясь игрой света над озером, прячась под крылечком от страшных гроз, плавая по озеру на лодке, бродя по окрестным лесам, смеясь и радуясь жизни вместе с людьми, продолжавшими жить разве что в памяти успевших состариться сверстников. «Да-да, – вспоминали они через полвека, – конечно же, я помню тетю Марджори. Она вешала колокольчики на шею ручному медвежонку, показывала нам фокусы с магнитами и пекла булочки с имбирем! Или это была тетушка Эллен?»

Вирджиния явственно услышала скрип весел. Стояла середина лета. Она плыла на лодке между камышами. Солнце тем летом палило так, словно они жили не на озере Кохирайс, а где-нибудь на берегах Нила. Совсем еще молодая госпожа Геймли раз за разом звала ее с крыльца их дома: «Вирджиния! Вирджиния! Вирджиния!» Весла снова и снова погружались в темную воду, пока озеро не исчезло, подернувшись печальным льдом минувших лет.

Как-то в начале декабря Теодор Геймли отправился проверять состояние дома Пеннов и взял ее с собой. Лед все еще был слишком тонким, и им пришлось объезжать озеро на санях и на лыжах. Во дворце Пеннов царил холод. Восточные ковры, летняя мебель, стопки «Нэшнл Джиогрэфик», рыболовные снасти, головоломки и отключенные от сети лампы съежились от холода. Снег доходил до второго этажа, и дом казался ей заброшенной пещерой. Пока отец проверял состояние комнат, Вирджиния ждала его на первом этаже, разглядывая портреты давно умерших Пеннов. Забытые всеми, они коротали здесь зиму, мечтая когда-нибудь сойти с картин и обнять друг друга. Убедившись в том, что с домом ничего не произошло, Теодор Геймли спустился вниз и увидел, что его маленькая дочка горько плачет, расстроенная тем, что людей, изображенных на портретах, давно уже нет в живых. Отец взял Вирджинию за руку и стал водить ее от портрета к портрету, рассказывая об изображенных на них людях: о старом Айзеке, который нравился ей больше всех, потому что у него было печальное и красивое лицо, о его жене Абигейл, об их сыновьях Джеке и Гарри и дочерях Беверли и Уилле.

– Папу Джессики зовут Гарри, – сказал он. – Он до сих пор жив, верно?

– Да, – ответила Вирджиния, шмыгая носом и стараясь припомнить лицо Гарри, которого она видела всего несколько раз.

– А это Уилла, – продолжил отец. – Она живет сейчас в Бостоне.

– А это кто? – спросила Вирджиния, указывая на портрет молодой женщины.

– Это Беверли, – ответил Теодор Геймли. – Я помню ее очень смутно. Однажды мне довелось проехаться вместе с нею в санях. Мы ехали по озеру с совершенно немыслимой скоростью и остановились возле гостиницы, где мы играли в «уточку». Лет мне тогда было не больше, чем тебе.