Лунный парк

Робби устало побрел в нашу сторону по залитому светом моллу, и меня вдруг обеспокоило то, как мало в его жизни романтики и поэзии. Основой всего была скучная тревожная повседневность. Все было показное. Но еще больше обеспокоило меня и пригвоздило к ним мое внимание то, что я услышал, как один из них – я как раз вел Сару к ближайшей скамейке – произнес имя Маера Коэна. Услышав это, я быстро обернулся и заметил, как двое парней шикнули на того, кто проговорился. Заметив испуг на моем лице, они усовершенствовали свои позы. И сохраняли их, несмотря на то что Маер Коэн был одним из них, их одногодкой, и жил в пяти минутах отсюда, а теперь бесследно исчез. Но нехорошее предчувствие еще крепче скрутило меня, когда я заметил, что никто из этих пяти парней, включая моего сына, не казался даже напуганным. Они не боялись. И еще больше я напрягся, когда понял, что в присутствии взрослого они были вынуждены подавить свое веселое возбуждение – свое ликование.

Адреналин ударил в голову, но Сара отвлекла меня очередным вопросом.

– Папа?

– Да?

– Ты помогаешь людям?

Но я не стал отвечать ей – до меня дошло, кто сидел рядом с Эйми Лайт в ее «БМВ».

Это был тот парень, что приходил ко мне в кабинет подписать книгу.

Тот, что пришел на вечеринку в костюме Патрика Бэйтмена.

Тот, про которого Эйми Лайт говорила, что никогда его раньше не видела.

Это был Клейтон.

– Папа… ты помогаешь людям? – снова спросила Сара.

11. Инспектор

Все вокруг стало зыбким, как мираж. Я вез Робби и Сару домой и проигрывал в голове тот вечер, когда впервые увидел Эйми Лайт: на студенческой вечеринке в общежитии с другого конца комнаты на меня уставилась пара девичьих глаз; нюхнув кокаина в обшарпанной ванной, я стал опрометчиво самонадеян и, как следствие, затеял разговор о ее диссертации, в ходе которого решил, что, быть может, смогу прибрать девчоночку к рукам, и пусть она демонстрировала желание убедить меня в обратном, пуская в ход обычный арсенал защитных механизмов – деланое безразличие, выверенные (хо-хо) смешки, она даже зевнула, произнося название работы («Дорога в никуда»), – ведь изображать интерес в разговорах с женщинами, которых я хотел всего лишь затащить в постель, вошло у меня в устойчивую привычку, и, проявив должное терпение, я превзошел себя: демоническая ухмылка, неподдельное внимание и задумчивые кивки, забавные истории из жизни моей знаменитой жены и других подружек.

Это было похоже на спектакль. Мы были на сцене. Кружка, из которой она потягивала пиво, стала реквизитом, и в следующей сцене гребешок пены на ее верхней губе заставил меня, как по написанному, заглянуть ей в рот, и когда она заметила, что я в упор ее разглядываю, она продефилировала пред мои очи и выразила восхищение – скульптурой из проволоки, висящей в углу. Вокруг нее едва различимыми тенями вились аспиранты, ее лицо в оранжевых прожилках от светильника, а час спустя я проследовал за ней через всю комнату, даже не заметив этого, и теперь улыбка уже не сходила с ее лица, даже когда я засобирался, поскольку было уже поздно, а я человек семейный и пора уже домой, и от этого было тошно, и уверенность моя испарялась стремительно. Но я укрепил ее, когда, обернувшись, заметил, как она нахмурилась. Была ли она знакома с Клейтоном уже тогда?

Знал ли Клейтон, что она будет в моем кабинете, когда шел туда? Когда…

– Папа, зеленый зажегся, – захныкала Сара, и я надавил на газ.

Как будто ведомый радиосигналом, я доехал до «Напитков от Иры» и припарковался. Я попросил Робби присмотреть за сестренкой, но он был в наушниках и полностью отключился от внешнего мира, поскольку в моем присутствии ничего интересного произойти не могло, так что я пробурчал что-то Саре и, захлопнув дверь, прежде чем она успела ответить, забежал в винный, чтоб приобрести бутылку «Кетель уан». Не прошло и минуты, как я уже вернулся к машине – с такой скоростью прошла эта операция.

На Эльсинор Джейн должна была приехать только через час, Марта с Розой совещались об ужине, Робби поплелся наверх якобы готовиться к контрольной, Сара отправилась в медиа-комнату поиграть в «Пиноби» – это такая видеоигра, про бескрылого и на редкость неприятного шмеля, который корчил такие рожи, что мне становилось не по себе. Я пошел к себе в кабинет, запер дверь и налил полную кружку водки (мне больше не нужно было смешивать, мне даже лед был не нужен) и выпил половину, после чего снова позвонил Эйми Лайт. Ожидая ответа, я сел за рабочий стол и просмотрел электронную почту, не проверенную вчера. Одно письмо от Джея, другое – от Бинки, сообщавшего, что люди Харрисона Форда чрезвычайно рады, что я проявил интерес, и спрашивают, когда я смогу приехать в Эл-Эй; было еще одно странное послание от Гэри Фискетджона, моего редактора в «Нопфе»: он писал, что ему на работу позвонил некто и, представившись инспектором шерифского отдела округа Мидленд, спросил, как можно со мной связаться; Гэри спрашивал, правильно ли он сделал, что дал мой домашний номер. Прежде чем страх пробрался под кожу, я обнаружил еще одно письмо из отделения Банка Америки в Шерман-Оукс. Время доставки: 2:40 ночи.