Ревущие сороковые

Стайнов поучал столь ходульными фразами, что слушать его было утомительно, а от готовой мудрости делалось муторно.

— Может, к доктору меня пошлете? — робко попросил кочегар.

— К какому доктору? Завтра все выходят в море, а вы по докторам ходить будете? — поразился Стайнов. — Что-то я не понимаю таких моряков. В труде одолевают качку, товарищ Мазин. Согласно научной точке зрения, основную роль в укачивании играет вестибулярный аппарат человека, расположенный в височной кости… Все это инспектор говорил, чтобы показать свою образованность. Он любил поучать, но редко помогал людям. Он служил «идее», нисколько не заботясь о китобоях, служил так, чтобы меньше рисковать и всегда оставаться непогрешимым.

Кочегар понял, что ему только морочат голову и что перевода на флагман не будет, поэтому, сделав страдальческое лицо, скорбно спросил:

— А если я помру?

— От этого никто не помирал, — заверил его Стайнов.

— Тогда что ж… прошу прощения. Дозвольте выйти?

— Идите. И больше с такими просьбами не обращайтесь.

— Есть не обращаться.

Когда кочегар покинул каюту, инспектор вызвал к себе парторга и принялся отчитывать его за неумение пресекать упаднические настроения в команде.

— Учитесь разговаривать с народом, товарищ парторг, — сказал он боцману. — Вы зря не присутствовали при моем разговоре с Мазиным. Поговорил я с ним по душам — и результат налицо: прощения запросил. Значит, есть в нем сознательность, только пробудить требуется… подход найти.

— Это конечно, — уныло согласился боцман. — Но лучше бы списать его на флагман. Мука нам с ним: в качку чурбаном лежит, другие за него лишнюю вахту отстаивают. Мы говорили капитан-директору…

— Да, кстати! — спохватился Стайнов. — Хорошо, что напомнили. Позовите-ка тех, кто ходил к замполиту, и капитана.

Боцман выполнил приказание: Сыретинский и Трушко явились без промедления.

Инспектор, прикрыв плотней двери, сказал приглушенным голосом:

— Я не одобряю вашу затею с норвежцем. И Куренкову высказал свою позицию. Вы его на безрассудные поступки подбиваете. Он же в. морских делах не очень… Нехорошо такого человека подводить и капитан-директора вовлекать. Потом пожалеете. На кой шут вам сдался этот Хаугли, когда свои штатные кочегары есть? Я побеседовал с вашим. Мазиным. Человек он трудный, но переломить настроение можно. Уверяю, теперь он без хныканья будет стоять вахту. Значит, надобность брать кочегара со стороны отпадает.

— Ну как же так — отпадает? Мы норвежцу пообещали, в кубрике приютили. А теперь придем и попросим убираться. Хорошо ли это будет? — возразил старший механик.

— А что же тут такого? Как появился, так и уйдет, не фон-барон.

— В том то и дело, что не фон-барон, а наш брат пролетарий попал в беду. Если мы откажемся, кто ему поможет?

— Вам, как я вижу, покрасоваться хочется, — заметил Стайнов. — Еще неизвестно, какой он коммунист.

— Как неизвестно? Известно, — вмешался в разговор боцман. — Я сегодня живой перед вами только потому, что Хаугли помог нашей разведке в северной Норвегии. В дни войны он сражался против фашистов. И коммунист верный, раз за общее дело добровольно жизнью рисковал. Такими людьми не бросаются.

— Ну, как хотите, — обозлился инспектор. — Мое дело предупредить. Не прислушиваетесь — пеняйте на себя. Вместе с замполитом отвечать будете.

Когда Стайнов ушел, Сыретинский забеспокоился.

— Навешает он теперь на нас собак! Втравили вы меня, в это дело. Может ты, Гурий Никитич, переговоришь с норвежцем? — спросил он у старшего механика. — Придумай что-нибудь: курс, мол, изменился, не пойдем мимо Южной Георгии.

— Врать и труса праздновать не буду, — наотрез отказался Трушко. — Может, скажем норвежцу прямо, что смелых людей и коммунистов на судне не осталось? — с вызовом спросил он.

— Зачем же так обострять? — обиделся Сыретинский. — Я ищу выхода из создавшегося положения, советуюсь с вами, а вы норовите меня оскорбить и своевольничаете.

— Йак же своевольничаем? Все согласовано с замполитом. А если на попятную пойдем, Куренков возмутится. Он не любит, когда согласованное отменяется. Не знаю, легче ли вам будет.

— В общем, попали между двух огней. Предчувствовал, что эта затея горбом нам вылезет, — заключил Сыретинский.

— Но вы же не один, партийная группа поддержит, — заверил Демчук. — Хотите, я опрошу коммунистов?