Ревущие сороковые

Казалось, жители всего города высыпали на улицы. Для них мы герои. Значит, не зря китобои скитались по бурным водам и терпели лишения больше семи месяцев! Родина приветствует. Родина рада, что мы вернулись.

Было даже как-то неловко, что. столько людей пришли встречать нас. Не такие уж мы герои. Ведь всякое случалось в плаванье.

Отовсюду женщины махали платками, косынками, букетами цветов.

Под марш духового оркестра первой ошвартовалась наша база «Салют». На берег был спущен трап. И как только на нем появились капитан-директор и его помощники, площадь встретила их криками «ура» и рукоплесканиями. Вновь загремели оркестры…

В порту была сооружена небольшая деревянная трибуна с микрофонами, украшенная цветами и флагами. После короткого рапорта Дроздова выступили секретарь обкома партии и председатель горсовета. Они поздравили молодую флотилию с трудовыми победами и успешным переходом с одного конца земного шара в другой, приглашали нас быть почетными гостями города. Для китобоев будут открыты двери санаториев и домов отдыха. А мы рассеянно слушали, с тревогой вглядываясь в толпу, стремясь отыскать родные лица, которые мерещились и во сне и наяву в дни скитаний по дальним морям.

Родственники китобоев стояли у самой трибуны. В этой группе я наконец наткнулся на сияющий взгляд Лели. Ее глаза звали меня: «Скорей сходи на берег!» Я это понимал без слов. Как изменилась и похудела Леля!

Переходя с китобойца на китобоец, я наконец соскочил на берег и побежал к Леле. Она кинулась мне навстречу, и… мы очутились в объятиях друг друга.

Леля не стыдилась слез радости.

— Нельзя так долго не видеться… — сказала она, не разнимая рук. Все окружающее исчезло, точно на пирсе мы остались одни.

После поцелуев и несвязных слов Леля вдруг опомнилась.

— Меня же малышка в гостинице ждет, — спохватилась она. — Время кормить. Я побегу, а ты быстрей освобождайся и сделай так, чтобы тебя хоть сутки не трогали. Сделаешь?

— Есть, постараюсь. Иди по краю стенки, скорей выберешься.

Леля ушла в толпу, а я, возбужденный встречей, вернулся на китобоец. Надо было договориться со старпомом о подмене.

Нашего молчаливого старпома никто не ждал на берегу. Видимо, поэтому он был мрачен и краток:

— Ладно, скрывайтесь с глаз на сутки. Можете и сегодняшнюю ночь прихватить, но не больше. Помните — холостяки тоже люди.

Всем китобоям, без учета должностей и рангов, был выдан щедрый аванс. Радуйся на родном берегу, гуляй!

Мне пришлось так составить график увольнений, чтобы каждый пожил на берегу. Дела В было много. Каюту я покинул лишь поздно вечером.

Леля истомилась, поджидая меня в гостинице.

— Наконец-то! — с укором воскликнула она. — Совести нет у людей — столько держать на корабле!

Леля зажгла свет. Гостиничная комната сразу преобразилась, стала праздничной. Посреди круглого стола высился огромный букет белой акации, вокруг стояли бутылки с вином и аппетитно разложенные закуски. Казалось, что стол накрыт не на двух человек, а по крайней мере на дюжину голодных китобоев.

— Ого! Богато! Не зря же я так спешил… рвался сюда.

— Не выдумывай, знаю, как ты спешил. Пришел чуть ли не в полночь. Познакомься с дочкой. Ее зовут Машенькой.

Крошечное спеленатое существо лежало на небольшом диване, огороженном креслами, и безмятежно спало.

— Похожа на тебя? — спросила Леля.

— Чуба не хватает, — шутя ответил я. Мы так истосковались друг по другу, что стоило Леле прижаться ко мне, как я ощутил необъятную, разрастающуюся нежность…

* * *

Опьяненные близостью, мы лежали рядом и разговаривали, забыв обо всем окружающем. Лишь слабый голосок дочки вернул нас к действительности.

— Машенька проснулась! — всполошилась Леля. — Видно, проголодалась.

Она соскочила с постели и босиком перебежала к огороженному диванчику.

Прохладный воздух колыхал ажурную занавеску большого окна. «Машенька может простудиться», — подумалось мне. Я встал и прикрыл окно.

Вернувшись, я присел на постель и закурил. От первой затяжки закружилась голова. И тут я вновь вспомнил о ребенке и сразу же погасил сигарету.

Когда насытившаяся Машенька сонно отвалилась от груди, Леля уложила ее на место и вернулась ко мне с улыбкой счастливой усталости.

— Мы же с тобой еще ничего не ели, — сказала она. — Давай пировать.